Виктор Ротов - Ближе к истине

На ней, как, наверно, и во всем мире на женах — основная часть забот. Общая атмосфера в семье и уют тоже. И она, по — моему, справляется со всем блистательно. Как бы играючи. И с выдумкой. Даже недостаток мебели (затратились на покупку дома, на обстановку копят), она сумела превратить в приятное достоинство дома. Еще и обосновала теоретически этот недостаток: больше воздуха и света. В доме должен царить человек, а не вещи. И в самом деле — в комнатах ничего лишнего. Только необходимое и то, что ласкает глаз. Между прочим, эта ее теория родилась не на пустом месте: я не люблю излишеств в обстановке.

Мой приезд, конечно, прибавил ей хлопот. Но она успевала и мне уделять внимание. Хотя я старался минимально отвлекать ее своей особой. Всякий раз пытался «тормознуть» ее рвение позаботиться обо мне. Хотя, признаюсь, мне была необыкновенно приятна ее забота. Настолько приятна, что эти двадцать семь дней, проведенных у них в гостях, для меня стали самыми счастливыми днями в жизни. И потому, что я пожил в настоящем изобилии, окунулся в настоящую культуру быта и бытия; и потому, что ко мне все хорошо относились, начиная от зятя и кончая малым Данни. Но самое главное — потому что дочь моя, Наденька, сделала все, чтоб мне было хорошо.

Я счастлив и тем, что она счастлива. Хотя счастье это далось и дается ей ох, как нелегко! И зиждется на мелочах быта. Которые так и подмывает назвать крупными.

У народов всего мира почему‑то принято считать, что свекровь — самое зловредное существо на свете. У дочери же моей свекровь — премилейшее создание.

Некоторое время они с Марком жили в Америке, у его родителей. У молодых уже была Анна. Надя рассказывает:

— Ты не представляешь себе, папа (хотя теперь уже должен представлять), что такое языковый барьер! Это

вроде как на другой планете очутился. Так свекровь наклеивала бумажки на предметы обихода с их названием по — английски! Курсы (дважды!) ничего не дали. Пустая трата денег. А вот живое общение…

Сначала их речь казалась мне вообще одним сплошным словом. Потом стала различать отдельные слова, фразы. Запоминать поневоле. Потому что куда ни повернись — всюду английский: дома, на улице, по радио, телевидению, в магазине… Обволакивает, давит. Вот уже понимаю, о чем речь, а сама сказать не могу — язык не поворачивается. Потом наступило время, когда английский не стал казаться мне чужим. Вроде он меня всегда окружал. Слова сами стали проситься на язык. И вдруг однажды заговорила. Я как бы переполнилась словами, и они посыпались из меня через верх. Свекровь радовалась больше всех. А свекор!..

Свекор у нее — вообще золотой человек: и маленьких нянчил, и собаку прогуливал, когда Марка дома не было; и к доктору их возил, когда дети болели. И вообще каждый день приходил чем‑нибудь помочь.

Она оптимистка. И все видит, если не в розовом цвете, то в розоватом. И все у нее хорошие. Редко кто у нее бывает «Жучка». Любимое ее ругательство.

Марк — тот непроницаемый. Хотя в душе, чувствуется, добрый. Любит детей. Возится с ними.

Мы с ним сразу поладили. Я люблю во всем определенность. И он, видно, тоже. Еще по дороге из Хитроу он спросил у Нади, как мне называть отца. Надя перевела мне его вопрос. Я сказал, как ему удобней. И он попросил разрешения называть меня гранпа. Что в переводе означает дедушка. А точнее — большой папа.

Гранпа так гранпа. Английские дедушка и бабушка соответственно инглиш гранпа энд гранма.

Сваты приехали к нам на чай из Чаттериса через пару дней после моего приезда. Действительно — премилые люди. Ему семьдесят шесть, она на год младше. Он худенький, как вьюноша. Как наш Юрий Николаевич Абдашев. И ничего еще. Держится. Она немного сдала: побаливает.

Он коренной высокородный англичанин. Его дедушка (Марку прадедушка) Чарльз Каннигам Уотстон служил советником короля Георгия V в Индии. (Тогда она была колонией Великобритании). В 1928 году получил из его рук медаль «За службу в Индии». И звание Сэр, что рав

няется титулу баронета. На пенсию вышел, будучи в должности Государственного Политсекретаря Индии. Умер в 1934 году, о чем сообщила в некрологе центральная газета Великобритании «Таймс»,

От него как бы в наследство Марку перешел письменный стол, за которым Сэр Чарльз Каннигам работал дома. За этим столом я теперь пишу сии заметки. При случае я опишу этот необыкновенный стол. А пока скажу только одно: вместо сукна на нем крокодилова кожа. По этой причине я не раз фантазировал себе, как этот крокодил полторы сотни лет тому назад плавал в Ниле, пугал людей.