М Николсон - Солженицын на мифотворческом фоне

ся" - сообщается читателю. Чтобы не предавать друзей и любимых, Буканский кончает жизнь самоубийством, выбросившись из окна.

В "Падении Российской империи" воспроизведен портрет, основанный на ряде клише, появившихся в момент разочарованной реакции на Солженицына, с тем чтобы создать характер значительного, но тем не менее второстепенного героя. Образ националиста-отшельника, черствого и политически опасного, конечно же, существовал в те годы в ряде оценок Солженицына, и данный пример, несомненно, отражает спад интереса и уважения к Солженицыну в некоторых кругах на Западе. Однако воображению романистов и комментаторов в 70-е и 80-е годы больше импонировали другие, более устойчивые мифы. Метафорической мишенью стал дом семьи Солженицыных на окраине городка Кавендиш в штате Вермонт. Попытки Солженицына броситься в политику критиковались, однако отчужденность от жизни в эмиграции и упорное отстаивание своего статуса как временного изгнанника только углубили обиду. Его уединенное существование, в котором писателя поддерживали жители Кавендиша, отказывавшиеся указывать путь к его дому, быстро покорило воображение журналистов, и родился миф о "Крепости Кавендиш".

"Высокий забор вокруг дома Александра Солженицына начинается над Хай Винди Роуд <...> Через каждые несколько ярдов развешены таблички "Частная собственность, не нарушать границы владений". У ворот можно увидеть бдительный глазок камеры <...> Самый известный изгнанник из советской России приобрел этот участок размером в 50 акров в 1976 и построил на нем настоящее укрепление".

"Укрепление". Хотя Солженицын и извинялся за неудобство, которое причинил местным любителям покататься на снегоходах возведенной вокруг его участка оградой, он вовсе не страдал от того, что журналистов и непрошеных посетителей, возможно, отпугнут разговоры об укрепленной крепости-твердыне. На самом же деле там был вполне обычный забор из сетки и заурядный монитор на воротах - совсем не легендарная техника. Но легенды знают лучше.

Кто-то поторопился окрестить это временное пристанище "портативным ГУЛАГом"32. Для Соловьева и Клепиковой забор воплощал парадоксальное и искалеченное мышление опасного неосталиниста: это-де тоска по тюрьме отпущенного на волю человека, который тем не менее хочет вернуться обратно в тюрьму... Неудивительно, дескать, что Солженицын, который провел долгие годы в сталинских тюрьмах,

окружил свой дом в Вермонте глухим забором и даже установил мониторы у ворот - как на сторожевой вышке.

Лев Наврозов добавил обвинение в расточительности и в чем-то еще похуже: "Он потратил много денег на то, чтобы по собственной воле построить концентрационный лагерь на одну семью, чтобы защититься от своих врагов (евреев?)"33.

Да и на свои ли собственные средства купил Солженицын этот дом-крепость? Николая Яковлева из СССР не так просто провести: "ЦРУ располагает куда большими материальными возможностями, посему "пророк" живет получше, но в глухой изоляции <...> над устройством этой "тюрьмы" немало потрудились профессиональные ведомства"34.

Дом Солженицына пробуждал даже античные и мифологические ассоциации. В 1977 году Элизабет Хардвик поведала миру свое видение встречи в Кавендише: "Роковой писатель <...> идет как всадник Армагеддона по дороге, подсвеченный в моем воображении апокалипсическим пламенем и сопровождаемый зловещими псами"35.

Быть может, те же самые псы, исчадия ада, сторожили и сопровождали Солженицына на пути в Россию в 1994 году, чтоб встать на страже у врат его новой "крепости" в Троице-Лыкове, потому как Энн Мак Элвой свидетельствует: "Недавно один из бывших партийных функционеров рассказал мне, что зубы у собак Солженицына остры как сабли и спасти любого проходящего мимо них коммуниста от участи быть разодранным в клочья может только окрик на церковно-славянском языке"36.

Рядом с небольшим однокомнатным домиком (стоящим на том же участке), где настоящий Солженицын любил работать, есть маленький пруд с торчащим из воды большим камнем. В телевизионном документальном фильме компании Би-би-си "Возвращение домой" (режиссер А. Барон, ВВС TV, 1995) Степан Солженицын вспоминал о том, как отец рассказывал ему и братьям, тогда еще совсем маленьким, что этот камень на самом деле заколдованный конь, который проснется, когда Россия наконец станет свободной, и унесет их на крыльях, как Пегас, домой, в Россию. Этот символ надежды, которым Солженицын жил более двадцати лет ссылки, имеет и менее добродушный аналог - образ "Солженицына на белом коне". Ассоциации с Георгием Победоносцем, восседающим на коне и побеждающим дракона, или с Ильей Муромцем ("Стар был на коне наусед седой./Под старым был конь наубел белой") в данном случае уступают место иронии. Если для кого-то Сол-женицын воплощал нелюдимую нравственность и догматизм в "мифотворческой модели мудрого старца за забором"37, то Клепикова и Соловьев в 1980 году зашли так далеко, что попытались подать Солженицына представителем тайной Российской националистической партии, пользующимся поддержкой на самом высшем уровне. Таким образом, возвращение видится им политическим крестовым походом: "Славой Солженицына оказывается освящена одна из наихудших идей, существующих в российском сознании. Один из его московских почитателей, не диссидент, общественный деятель, сказал нам весной 1977 года: "Попомните слова мои, Солженицын еще вернется в Россию как победитель на белом коне...""38