Иван Ильин: Родина и мы

И в то же время нам надо всегда помнить, что главная беда в красных: в тех, для кого покоренная Россия не отечество, а лишь плацдарм мировой революции; в тех, кто разжег и возглавил собоюдух бесчестия, предательства и жадности, кто поработил вашу родину, разорил ее богатства, перебил и замучил ее образованные кадры и доныне развращает и губит наш, по-детски доверчивый и неуравновешенный, простой народ. Надо постоянно помнить о том, что такое сознательно-обдуманное, организованное и нестыдящееся выступление зло — мир видит впервыеи что силою исторических судеб Белая Армия стала основоположником и пионером борьбы с этим невиданным злом.

Пять лет прожил я в Москве при большевиках: я видел их работу, я изучил их приемы и систему, я участвовал в борьбе с ними и многое испытал на себе. Свидетельствую: это растлители души и духа, безбожные, бесстыдные, жадные, лживые и жестокие властолюбцы. Колеблющийся и двоящийся в отношении к ним — сам заражен ихболезнью; договаривающийся с ними — договаривается с дьяволом: он будет предан, оболган и погублен. Да избавит Господь от них нашу родину! Да оградит Он от этого позора и от этой муки остальное человечество!..

Белая Армия была права, подняв на них свой меч и двинув против них свое знамя, — права пред лицом Божиим. И эта правота, как всякая истинная правота измеряется мерилом жизни и смерти: лучше умереть и мне, и моим детям, чем принять красный флаг за свое знамя и предаться красному соблазну, как якобы «благому делу». Лучше не жить, чем стать красным. Лучше медленно умирать в болезнях и голоде, чем принять это зло за добро и отдать свои силы этому злу. И если бы дело обстояло так, что мы были бы вынуждены выбирать между большевизмом и смертью, то естественно было бы предпочесть смерть; но не смерть самоубийцы, а смерть борца, с самого начала открыто предпочтенную белыми.

Нам всем надлежит измерять верностьнашей жизнии силунашей преданности— перспективою близкой смерти борца: Стоит ли жить тем, чем я живу? — стоит, если за это стоит умереть… Предан ли я тому, чему я служу? — предан, если я способен и готов умереть за это дело. А если мне будет «грозить» не смерть героя в бою, а медленное, незаметное умирание от лишений, голода и болезней, — пойду ли я на бесчестие, унижение и предательство? — не пойду, если родина во мне и со мною; а если пойду, то это значит, что я заблудился в «пустоте» и «темноте» и не нашел в себе алтаря моей родины.

Неправы те из нас, кто не проверяет себя такими вопросами, кто уклоняется от такого смотра и ревизии; ибо он рискует медленно и незаметно опуститься ниже уровня нашей борьбы, он рискует потерять необходимую для нее спартанскую выдержку и закаленность.

Не от нашего выбора зависело стать современниками великого крушения России и великой мировой борьбы; не мы повинны в том, что злодейство создало это крушение и распаляет эту борьбу; не мы насильники и не мы ищем гибели и крови. Историческая сила вещей вложила нам в руку меч и мы взяли его, следуя зову чести, служения и верности. История обернулась к нам своим трагическимликом; она поставила нас свидетелями не идиллии и не эпоса, а трагедии, и нам оставалось только выйти из состояния зрителей, и стать участниками этой трагедии. Могли ли мы, должны ли мы были уклониться от этого? Смелили мы отвернуться от этой трагедии и не принять этого меча? Спросим об этом в сотый, в тысячный раз нашу любовь к России, нашу русскую честь и русскую верность. И в сотый, и в тысячный раз насладимся тем благодатным успокоением и равновесием, который дается чувством духовной правоты.

Нам надо понять и помнить, что неисповедимые пути Божии поставили нас участниками небывалой по остроте и по размаху мировой борьбы. Нам надо исторически расширить и углубить наш горизонт, чтобы увидеть правоту и ответственность нашей позиции, — нашего поста; и чтобы, усвоив его почетность и его трудность, держать из надлежащей высоте чистоту наших решений и силу нашего характера. Нам надо всегда помнить, что мы, — независимо от того, понимают это другие или не понимают, — что мы волею судеб оказались авангардом мировой борьбыи что каждый из нас должен быть на высоте этой борьбы и ее целей.

Да, нужно время и нужны испытания для того, чтобы другие народы постигли то, что нам ясно уже восемь лет, — постигли, и ужаснулись; чтобы они сделали те усилия и приняли те решения, которые созрели и состоялись в наших душах восемь лет тому назад. Но смотрите: время уже идет и испытания уже приходят и научают; предчувствия уже превращаются в тревогу, тревога уже пробуждает разумение и вызывает волевые решения. Смотрите, как сложились патриотические силы в Венгрии, Италии, Испании и Болгарии, как движение, подобное нашему, назревает и организуется в Англии, во Франции и в Германии. Это не значит, что все и всюду на высоте, что спасение найдено, что нет ошибок, что не будет потрясений и крови; но это значит, что дело, начатое нами в 1917 году и путь, избранный тогда нашими вождями, — есть дело общечеловеческое, и путь, классическийв своей необходимости и правоте. Народы или пойдут этим путем, или погибнут.