Р Орлова - Последний год жизни Герцена

Раиса Орлова

Последний год жизни Герцена

I

В Женеве есть мемориальная доска на доме, где жил Ленин. И есть доска на доме, где жил Достоевский. А на тех домах, где жил гражданин кантона Фрибург Александр Герцен, мемориальных досок нет.

Герцен прожил на Западе 23 года. Создал вольную русскую типографию, первый свободный журнал "Колокол", написал великую книгу "Былое и думы", участвовал в политической борьбе своего времени.

Но сегодня его мало знают во Франции и в Швейцарии, в Германии и в Англии.

Между тем трудно найти в истории человека, в жизни которого ярче, нагляднее воплощалась бы связь России и Европы, связь мучительная, исполненная любви и ненависти, взаимопритяжения и отталкивания.

Связь, воплощенная в нестареющем герценовском слове, столь необходимом сегодня, когда сотни русских интеллигентов уехали, подобно Герцену, в поисках свободы в Европу. И, подобно Герцену, тоскуют по родине, проклинают ее или идеализируют, пытаются осмыслить ее историю и ее сегодняшний день.

Моя работа написана в Москве - я не предполагала, что мне придется искать герценовские дома в Женеве.

Работа посвящена частному вопросу - последнему году его жизни. Я стремилась возможно полнее восстановить тот голос, который так нужен сегодня миру.

Вершиной жизни Герцена было пятилетие с 1857 по 1862 год - основание и взлет русской печати за границей. "Колокол". "Былое и думы". Но была у него и вторая вершина - остающаяся в тени - тысяча восемьсот шестьдесят девятый год.

Герцен проходил испытание более суровое и трудное, чем испытание славой. Испытание надвигающимся крахом, старостью, болезнями, предчувствием смерти.

Характер обнаруживался еще полнее, чем в то пятилетие.

Всю предшествующую жизнь каждый год Герцен, прожив, обдумывал. И писал о прожитом. В словах закреплялись и открытия, и сомнения.

Последний год схвачен лишь в письмах и в нескольких работах; важнейшая (эпистолярная) - письма "К старому товарищу".

В необъятной литературе о Герцене последний год обычно лишь кратко упоминается.

Совсем недавно он был едва ли не вторым императором России ("Александр в Петербурге и Александр в Лондоне" - как тогда говорили). Теперь - в 1869 году - один из бесчисленных русских за границей.

Он по-прежнему опутан сложной системой обязательств: перед женой, перед другом, перед детьми.

Кончались шестидесятые годы. Историкам, современникам, самому Александру Ивановичу казалось, и не без оснований, - время Герцена кончилось. Ритм русской истории и ритм его собственной жизни перестали совпадать. Шла плеяда новых людей. И не в идеальном облике Рахметова, героя романа "Что делать?". И не в облике автора этого романа, Чернышевского, хотя Чернышевский породил молодых бунтарей ХIХ века еще в большей мере, чем сам Герцен.

Нарастающий спор с молодой Россией, с молодой эмиграцией стал в 1869 году поединком - столкновением Герцена и Нечаева.

Тогда казалось, что победил Нечаев. Так может показаться и сегодня: осенью 1980 года в Цюрихе молодые бунтари разбили витражи Шагала в Фраумюнстер кирхе. Думаю все же, что в исторической перспективе победа правда на стороне Герцена.

Тогда все зашаталось, начало рушиться. Во втором браке не было ни счастья, ни дружбы, ни опоры. Произошел распад среды; не первый, но самый болезненный. Впервые возникла трещина в дружбе с Огаревым. Герцен выстоял, остался самим собой.

Победитель в момент поражения: не сильнее ли это, чем победитель в момент победы, когда каждое твое слово встречается подхватывающим отзвуком?

Жизнь Герцена - историческая трагедия. Первым это заметил, кажется, П.Анненков: "...если чья судьба может называться трагической, то, конечно, его судьба под конец жизни".

Тысяча восемьсот шестьдесят девятый год - пятый акт трагедии. Герцену предначертано было прожить этот акт, но не дано - о нем написать.

Социальное, семейное, дружеское, литературное, - прошлое и настоящее, все слилось неразрывно.

В 1869 году Герцен жил в Ницце. Его друг с детства, единомышленник, соратник Николай Огарев жил в Женеве. Они разговаривали друг с другом языком XIX века - письмами.

Огарев - Герцену

1 апреля 1869 г., из Женевы в Ниццу. Вчера пришло на твое имя письмо с просьбой напечатать послание1 к студентам от одного студента, только что удравшего из Петропавл(овской) крепости. Послание, может, немного экзальтированно, но не печатать нельзя; по моему глубокому убеждению, оно, во всяком случае, поворачивает на воскресение заграничной прессы. Через некоторое время его можно будет напечатать в новом прибавлении к "Колоколу"... Мне так что-то страшно...2