Максим Кантор - Сетевые публикации

Повторю вопрос: зачем выборы стране? Хотите изменить реально действующую конструкцию общества? Или конструкцию менять не хотите, но выступаете за ротацию управляемых наместников? Просьба уточнить посылку. У меня впечатление, что речь идет о регулярной ротации управляемых наместников — но желание ротации наместников формулируется как требование нового курса страны. Это неверная формулировка. Если за честные выборы, то кандидатура Медведева не должна рассматриваться: политик неизвестен, приведен к власти Путиным, ничем себя не проявил. Если за честные выборы — то обязательно нужно знать, кого выбираешь. Невозможно желать просто выборов, как невозможно желать быть «просто солдатом»: служат не вообще, а в определенной армии — в израильской, в гитлеровской, в советской, в британской. «Просто» можно быть только мародером. Если за ротацию наместников, то интересно: кто и почему возбудился от того, что назначенный преемник не удержался у власти? Вполне логично допустить, что существует группа богачей, сделавших ставку на нового наместника и неудовлетворенных тем, что ротации не случилось. Это технический аспект капитализма — лоббирование законов, раздел рынка. Согласитесь, это разные вопросы: один — из области политики, другой — из области косметики. Вам интересно что именно? Или вы полагаете, что косметика сама собой вдруг перетечет в оздоровительную программу? Так не бывает. Однако демократически настроенный обыватель полагает, что наличие иной геральдики изменит феодальную систему в принципе.

Уязвимая сторона оппозиции (отсутствие политической программы) — одновременно и ее сильная сторона: властям трудно бороться с абстракцией. Призыв «строить демократические институты» годится для группы лиц любой ориентации, так образовалась оппозиция нового типа. Некогда В.И. Ленин указывал на то, что следует «размежеваться, прежде чем объединиться», — имея в виду то, что у эсеров, кадетов, большевиков и анархистов конкретные цели разные. Но у сегодняшней оппозиции конкретных целей как будто нет; все — анархисты, коммунисты, либералы, демократы — митингуют, требуя удовлетворить абстрактное требование. Исследователи Африки уверяют, что в засуху к воде приходят разные звери, и никто никого не ест. Можно предположить, что жажда демократии объединяет несогласных, абстрактная жажда очень понятна. Но вода в водоеме должна быть конкретной! В социальной истории человечества на абстрактный вопрос ответ может быть только конкретным. Абстрактный ответ не будет засчитан, и затем дадут другой, неожиданный, но конкретный ответ. Когда на требования истории отвечают абстракцией: «Хлеб — голодным! Мир — народам! Землю — крестьянам!», можно быть уверенным, что последует продразверстка, коллективизация и война. Абстракций было слишком много — они принесли затмение разума и зло.

— Хотим, чтобы Россия стала Европой!

— Какой именно: португальской, албанской, германской, ирландской?

— Абстрактной Европой. Европой вообще. Хотим, чтобы победил капитализм!

— Какой именно: с профсоюзами или без, феодальный, колониальный, финансовый?

— Абстрактный капитализм. Капитализм вообще. Хотим демократии!

— Какой именно? Античной? Прямой? С выборщиками? Глобальной? Либеральной? Социал-дарвинистской?

— Неважно! Вообще демократии хотим, абстрактного блага свободы!

Абстрактный призыв «даешь демократию!» звучит дивно, но историческая ситуация весьма конкретна. Конкретная реальность известна. В России за двадцать пять лет построено общество неравенства. Вместо общества казарменного равенства и правления партийной номенклатуры, наделенной незначительными привилегиями, возникло правление олигархических кланов, напоминающее феодальную систему власти, причем неравенство сегодняшнего дня несопоставимо с лицемерием социализма. Сегодняшнее неравенство оглушительно. Сначала это состояние называли свободным рынком, но выяснилось, что, хотя товары на рынке есть, этот рынок несвободный. Собственность большой страны и миллионов людей обманным, незаконным путем передали в руки нескольких владельцев, и, как теперь открыто рассказывают сами фигуранты процесса, они совершили это сознательно, дабы сделать социалистическую реставрацию невозможной. Возникла номенклатура рынка, которая создана по принципу партийной номенклатуры, но богаче партийцев во много тысяч раз.

Неравенство, признанное нормой, породило особый стиль отношений между людьми — причем дело не в пресловутых мигалках и дело не в привилегиях чиновников. Возникла атмосфера заискивания перед сильными, подхалимство, а то, что иногда именуют деловой хваткой, — на самом деле (поскольку речь идет о том, чтобы влиться во влиятельную корпорацию) есть исполнительность и угодничество. Да, в былые времена народу врали про светлое будущее, которое люди строят сообща, — впрочем, нечто общее, плохонькое, люди все же строили. Сегодня про общее дело не врут — общего дела не существует в принципе. Вместо общественной морали утвердилась корпоративная мораль — субститут правил поведения среди людей. Корпоративная мораль звучит так: будь высококлассным профессионалом — и ты пригодишься, твой труд оценят на рынке. Поскольку от каждого без исключения члена корпорации требуется, чтобы он ценил своего босса, знал цену своему месту и служил верно, — то каждый без исключения привык закрывать глаза на бесправие населения. Обсуждать нищету — дурной тон, практически — это аморальный поступок. Не все, кто беден, — неудачники. Но тех, кого взяли в долю, достаточно много, они проявили инициативу, они талантливы, еда и большие деньги им достались по заслугам! Если бы пенсионеры вертелись побойчей — им, возможно, тоже перепало бы с барского стола. А не вертятся — пусть пеняют на себя.