Александр Невзоров - Краткая история цинизма

Почему в тысячный раз повторяется и тиражируется бред о том, что чисто декоративные, строго манежные фигуры Высокой Школы, отработанные и канонизированные только в XVII столетии (вроде курбета или каприоли), — имеют некое древнее «боевое происхождение»?

Почему в оценке кавалеризма и военной роли лошади полностью игнорируются данные ветеринарии и иппологии, однозначно доказывающие, что практически вся «историческая» роль лошади в средневековых войнах глупо и неумело придумана?

Почему в очередной раз замалчивается то совершенство средств уничтожения вражеских лошадей, которое отработано человечеством еще со времен Рима? Перечень этих средств огромен — это и специальные «лошадебойные» наконечники стрел, [17] К примеру — «лошадебойный» наконечник ковался так, чтобы при попадании в тело лошади гарантированно, просто в силу своей ширины мог бы перебить сразу несколько артерии, вызвав фонтанирующую кровопотерю. «эспины», мгновенно делающие инвалидом любую лошадь, ловушки в виде врытых в землю пустых глиняных горшков, огненные эффекты, эффективные «пугалки», яды и т. д. и т. п. [18] Пустые кратеры или амфоры из-под вина и масла известны как идеальное средство борьбы с кавалерией еще со времен Древней Греции. Такой сосуд вкапывался в землю в местах предполагаемом атаки и слегка маскировался. Вес пехоты такая ловушка выдерживала легко, а под тяжестью лошади — проламывалась. Попавшая в осколки лошадь, как правило, сразу перерезала себе сухожилия.

Вот здесь мы возвращаемся в начало нашей рецензии, т. е. к уникальности книги С. П. Жаркова.

Дело в том, что именно она, по совокупности обстоятельств, — может служить превосходным «трупным материалом», как говорят анатомы.

Иными словами — она прекрасный объект для литературной препарации. В ней все видно и понятно, хорошо пластуются слои предрассудков и незнаний, легко, одним движением виртуального скальпеля — отделяются друг от друга глупости и нелепости.

Именно на ее примере, способом объективного и нежного анатомирования, можно будет легко разобраться, что же именно питает странную страсть, ради которой историк сегодня идет на откровенный дуреж публики, фальсифицируя историю.

Сняв шкурку цветной обложки, первый и самый мощный «мышечный пласт», который мы увидим в этом материале, — это простая серость, в которой лично расписался автор своим «латинским экзерсисом».

«Серость» в прекрасном состоянии, она пафосна и многословна.

Понятно, что «рыцаремания», помимо романтизма, отчасти питается невозможностью работать с реальными историческими первоисточниками и основана лишь на повторениях чужих глупостей.

В действительности, как явствует из текстов, из общего смысла книги и из списка использованной литературы, — и нашему автору недоступны и неизвестны те первоисточники, которые вынудили бы его отказаться от милой роли простого попугая.

(Мы, правда, помним, что это попугайство имеет и более глубокие, сердечные причины и при разборе будем предельно деликатны, понимая, что имеем дело с «чувствами» и что несколько освеженный банею автор гарантированно сейчас читает эти строки, до слез умиляясь дружелюбию и такту рецензента.)

Итак, первый пласт (обыкновенная серость) снят — и под ним, в нашем препарационном материале мы видим еще более любопытные детали, сразу и безошибочно объясняющие главную причину «рыцаремании».

Это — полное, катастрофическое отсутствие каких-либо знаний или представлений о лошади.

Впрочем, подозревая об этой своей особенности, Сергей Полуэктович так хитро строит текст, что главное действующее лицо т. н. конницы, то есть непосредственно лошадь — практически и не упоминается.

Создается приятное ощущение, что рыцари, в основном, катались друг на друге. Но до конца придерживаться этой хитроумной тактики автору не удается, и в главе четвертой он вынужден обнажить истинные свои представления и познания в этом вопросе.

Именно эти фрагменты и есть ключ и ко всей книге, и к разгадке великой любви автора.

Итак, извините, цитата:

«Основной особенностью европейского рыцарского коня был его пол . Боевой конь потому так и назывался, что был именно конем, жеребцом. Жеребец больше размером, чем лошадь , он менее возбудим, более склонен идти на принцип, то есть многое воспринимал как личное» (стр. 355).

Восхитительный бред. Сплошное очарование. Невероятная глубина знаний.