Ярослав Галан - Об этом нельзя забывать:Рассказы, очерки, памфлеты, пьесы

Помыкевич. Ч-ч-честное слово, мы о тебе ни слова.

Помыкевичева. Честное слово адвоката? Вы даже перед женой не можете забыть, что вы адвокат.

Помыкевич. Милена, я о тебе самого луч-ч-шего мне­ния. Я ведь тебя знаю, очень хорошо знаю...

Помыкевичева. Что же ты знаешь обо мне?

Помыкевич. Ч-ч-что твоя любовь ко мне...

Помыкевичева. Ну и самоуверены вы, доктор. Вы полагаете, что ваша адвокатская особа может зародить в душе культурной отзывчивой женщины чувство любви?

Помыкевич. В таком случае пусть она сохранит по крайней мере уважение ко мне!

Помыкевичева. И этого вам вполне достаточно, до­рогой доктор? После этого вы еще будете удивляться, если я стану искать развлечения в обществе культурного, идейного человека?

Помыкевич. Это ты, Милена, про Дзуня?

Помыкевичева. А хотя бы...

Помыкевич. Тогда лучше ищи этого развлечения в обществе Рыпця или Пыпця!

Помыкевичева. Опять ваша ревность! И как вам дале­ко, доктор, до этого Дзуня, как вам далеко, доктор! Если бы у вас хотя бы крупица той амбиции, что у него, вы бы давно уже были депутатом.

Помыкевич. Депутатом? И с тобой Дзуня говорил об этом?

Помыкевичева. Могу ему только быть благодарной за то, что, уважая и сочувствуя мне, иногда он думает и о тебе!

Помыкевич. Ах, какой рыцарь благородный! Интересно все же: только ли с тобой он думает обо мне?

Помыкевичева. А вы полагали?

Нет слов, которыми можно было бы выразить всю глубину презрения к такому, как вы, толстокожему человеку. Меня бес­конечно удивляет, что вам удалось найти особу, которая за плохонькие чулочки...

Помыкевич. К ч-ч-ч-ч...

ч-ч-чему?..

Рыпця. На защиту обиженной женщины, о которой уже Бебель в своем гениальном...

Пыпця. Дорогой товарищ и приятель! Никак нельзя таким невыдержанным способом подходить к общественным явлениям. Вот! Никаких там гениальностей не может быть, и ваш подход к решению вопроса по существу романтический, оппортунисти­ческий. Так же нельзя... Романтик вы опасный, дорогой товарищ и приятель! Вот!

Рыпця. Позвольте, товарищ! Насколько я себе припоми­наю, президент украинского государства Петровский на заседа­нии украинского парламента двадцать пятого апреля тысяча девятьсот двадцать четвертого года заявил: «Если бы...»

Пыпця. Какую вы чепуху несете, дорогой товарищ и приятель! Что значит это «если бы»? Не мог товарищ Петровский этого сказать, ибо «если бы» марксисту нельзя никак применять. Вот! Нет никакого «если бы», слово это романтическое, оппорту­нистическое, невыдержанное. Никак вам, дорогой товарищ и приятель, и шагу нельзя ступить, чтобы не попасть в сугубо романтический уклон. Вот! А то как было, когда я четыре года в тюрьме сидел...

Помыкевичева. Господин Пыпця не в худшей ли, чем я теперь, тюрьме?

Рыпця. Милостивая госпожа, мы сочувствуем и...

Помыкевич. Ч-ч-что?

Рыпця. И протестуем...

Помыкевичева. Оставьте, господа редакторы! Каждый культурный человек независимо от убеждений может тут только презрительно пожать плечами.

Прошу ко мне, господа редакторы!

Пыпця. Каждый культурный человек независимо от социального происхождения...

Помыкевич. Кикимора!

Пыпця. Рр-романтик! (Выбегает.)

Помыкевич (стал перед трезубцем). Боже великий, единый...

Алло! Секретариат партии Национального освобождения? Да! Мое почтение и уважение! Кто? Господин меценат Громицкий? Мое почтение! С уважением, господин сенатор! Горячо благода­рю! Моя женушка? Благодарю. Как нельзя лучше, как нельзя лучше, господин сенатор. Пожалуйста. Благодарю. Действитель­но неоценимая жена и общественница. Митинг? Где? В Гори- славе? Ага, да, завтра. Да, мне говорил о нем отец Румега. Хорошо, господин сенатор, мой конципиент опять поедет. Да, действительно талантливый и энергичный человек. Конечно, не может быть сомнений в том, что среди нашей нации немало таких сынов, господин сенатор. Пожалуйста. Новые зверства красных? Несчастные сорок миллионов! Что вы? Из детей мыло? А как, господин сенатор, режут спервоначалу или душат? Живьем варят! Вот как... Ох, какой ужас!.. И, наверное, украинские дети?.. Я так и думал — грязная работа Москвы. Что, извините?.. Ну, еще бы перед всем культурным миром. Да, немедленно. В воскресенье у нас большой обед, вот и запротестуем. Сам отредактирую. Очень хорошо, разумеется, обязанность. Нацио­нальная обязанность. Очень прошу.