Леон Арбатский - Последняя тайна рейха. Выстрел в фюрербункере. Дело об исчезновении Гитлера

Вейдлинг приводит еще одно соображение в пользу версии о том, что Гитлер действительно покончил с собой: если бы у него действительно были планы на будущее, он позаботился бы об их исполнителях — своих ближайших соратниках Геббельсе, Бормане, Кребсе, которые доказали свою верность, не покинув его до конца… Но он покинул их в безвыходном положении, обрек на гибель…

В действительности дело обстояло не так. Сам же Вейдлинг приводит высказывание фюрера (процитированное Кребсом), которое содержало политическую цель и план действий на период после его исчезновения: «Единственный человек, с которым Германия может договориться, это Сталин, ибо он самостоятелен и независим… Черчилль же и Рузвельт зависят от своих парламентов и капитализма… Однако лично он, Гитлер, не может договариваться со Сталиным». (Нечто подобное содержится и в записях высказываний Гитлера, сделанных Борманом в фюрербункере.)

Итак, на Геббельса, Бормана, Кребса возложена миссия: после того как главное препятствие — Адольф Гитлер — будет устранено, вступить в переговоры с русскими, заключить перемирие, одним из условий которого должно быть воссоединение рейхсканцлера Геббельса и рейсхминистра Бормана с остальными членами германского правительства во Фленсбурге, с тем чтобы совместно вести переговоры с Объединенными Нациями об условиях заключения мира.

Вопреки бытующему мнению, во время переговоров Кребс — Соколовский в ночь на 1 мая такое соглашение в принципе было достигнуто.

Советская сторона соглашалась, во-первых, после капитуляции берлинского гарнизона не считать Геббельса, Бормана, Кребса военнопленными, то есть предоставить им некоторую свободу действий; во-вторых, помочь им установить связь с Фленсбургом.

Разногласия возникли лишь по поводу последовательности выполнения пунктов этой программы: немцы соглашались на капитуляцию берлинского гарнизона после того, как будет установлена связь с Фленсбургом и Геббельс получит от рейхспрезидента Дёница полномочия на подписание акта капитуляции «крепости Берлин»; Соколовский же, в соответствии с инструкциями Сталина, требовал сначала капитуляции Берлина. Стороны не доверяли друг другу, что не удивительно…

Таким образом, самоубийство Гитлера — подлинное или мнимое — открывало перед его соратниками перспективу спасения жизни и сохранения власти, а сам Гитлер — как было задумано — жертвовал собой во имя интересов нации.

Оценивая показания большинства свидетелей, нельзя упускать из виду, что все они — убежденные нацисты, члены НСДАП и офицеры СС, все они лично преданы фюреру. Об их личной преданности Гитлеру говорит, в частности, тот факт, что они добровольно решили остаться с ним в Берлине после 20 апреля, когда фюрер предоставил каждому из них право при желании покинуть столицу. Признаки раскаяния, находясь в плену, проявили лишь двое — Кунц и Раттенхубер.

Кемпка в своей книге пишет о «шефе»: «Не мне судить его, но когда-нибудь, может статься, история выдвинет в качестве самого большого упрека фюреру то, что он был слишком доверчив»… (!) В другом месте он цитирует высказывание Черчилля, относящееся к 1935 г.: «Возможно, Гитлер является величайшим из европейцев, живших когда-либо». Ганна Рейч заявила американскому офицеру, допрашивавшему ее: «Никто из знавших его (Гитлера) не может отрицать его идеалистически мотивированных намерений…»

Поэтому, если б Гитлер предпринял в 1945 году попытку скрыться, на этих людей он мог твердо рассчитывать — его б не выдали. Генерал Бауэр своим примером доказал это со всей очевидностью.

Необходимо учитывать условия, в которых свидетели давали показания. Они беседовали со следователями МВД и СМЕРШа. Поэтому не исключено, что некоторые из этих показаний «со слов следователя записаны верно».

Специфика советских методов дознания отражена в анекдоте 1937 года рождения, который молодым читателям, возможно, неизвестен: «Во время раскопок в Долине Царей обнаружили мумию „предполагаемого фараона“, но по поводу ее датировки и идентификации возникли разногласия. Академия наук СССР предложила свою помощь, поскольку к тому времени советские ученые разработали новую методику определения возраста археологических находок. Мумию доставили в Москву. Спустя неделю исследования были завершены, и самолет доставил мумию обратно в Каир. По трапу сбежал молодой советский египтолог в гимнастерке с лейтенантскими кубиками в петлицах и с эмблемой щита и меча на рукаве. Он лихо откозырял встречавшему драгоценный груз Главному хранителю Каирского музея и скороговоркой отрапортовал: