Алексей Шерстобитов - Ликвидатор. Исповедь легендарного киллера

Который раз Господь предупредил меня, но страшно человеку, не зная будущего и не понимая, что подобный шаг вряд ли хорошо закончится, и не только для него самого, всё же сделать его. Лучше оттянуть — пусть, если что-то и случится, то позже. Вот тогда и посмотрим. Вот так, откладывая, и доходим до «сегодня». И уже обращая свой взгляд в дымку прошлого, видишь, что много непонятного с сегодняшней точки зрения выглядит по-другому.

На вопрос, хотел бы я что либо изменить, я ответил: «Нет». И выпалил это «нет» журналисту, словно боясь ошибиться, когда давал интервью уже находясь под арестом. Да, поначалу звучит и странно, и даже страшно, но вдумавшись… Всего не изменить никогда, а поменяв события… Во-первых, на что именно? А во-вторых, — к чему придёшь? Не стал ли бы я более кровожадным, не погибло ли бы ещё больше людей? С кем бы встретился и как закончил? Ведь, возможно, сделав другой выбор на каком-то отрезке пути, дальнейшие шаги и события развивались бы непредсказуемо и, возможно, привели бы к потере близких и любимых мне людей. В этом контексте я даже не могу себе представить свою реакцию, да и с какого места и что менять?

Часто к этому возвращаюсь и не нахожу подходящего ответа. Бывает, у меня интересуются на эту тему, но сказать мне нечего, а честно — по-другому не получается.

И вообще: я твёрдо знаю, что люди, уверенные в своих возможностях изменить что-то в своей судьбе своими силами, обязательно потерпят фиаско. Изменить изменят, но не достигнут первоначально поставленной цели, и всё, предпринимаемое ими, лишь будет отдалять от неё. Не может человек по своему желанию, не понимая, как мало зависит от него (лишь правильность выбора, и деятельность на избранной стезе), пытаться повернуть течение в реке своей жизни, при этом не меняя его русла, а последнее — точно не в нашей воле. Но всё переменчиво, и меняются дороги, по которым, казалось бы, мы твердо ступаем. Я был этому свидетель, я был в этом участник, и вся, лично моя, жизнь-есть подтверждение сказанному.

Другое дело, если вопрос повернуть иначе: сожалею ли я о содеянном? Разумеется. И о том, что сделал, и о последствиях. Сначала я думал, что эта книга будет единственная, но, размышляя над вышенаписанным, прихожу к мысли, что она будет нести в себе не полностью то, что я хотел сказать, а потому в планах и разработках — и вторая книга, но уже более художественного плана, с приблизительной рабочей сутью: «А как могло бы быть, если…»

Зачем я всё это рассказываю? А для чего и по какой причине люди любопытствуют о том, о чём, в принципе, даже подумать страшно обычному, среднестатистическому человеку: «А как себя ведут люди, когда в них попадает пуля? А что снится? И снятся ли те, которых ты убил? Или те моменты, отпечатавшиеся на всю оставшуюся жизнь в твоём сознании? А из чего лучше это делать? А что чувствуешь, когда нажимаешь на спусковой крючок?» — спрашивают люди разные, с разными уровнями знаний, интеллекта, опыта, возраста и национальности. Прокурор на суде или адвокат стороны потерпевших задают эти вопросы с полной уверенностью и надеждой, что любой ответ воспримется присяжными негативно. Ан нет. Хотя, конечно, многое зависит от того, как отвечать, и что происходит в этот момент с совестью и сознанием опрашиваемого… Раскаяние выплёскивается безгранично и почти неконтролируемо, захватывая слушающих своей экспрессией, доходит до самых глубин души и памяти, и вынимает оттуда свои потаённые переживания. Люди слушают, смотрят и задумываются: «А смог бы сам вот так?». Но мысли их о своём и, как правило, меньшем, типа измены жене. Всего-то упасть на колени и повиниться! Но подумают, подумают и испугаются последствий, а они не так и велики по сравнению с ожидающими меня…

После удачного ухода от засады, я первый раз близко познакомился со старшим Пылёвым — Андреем. По духу он оказался мне ближе остальных. Очень положительное осталось о нём впечатление после первой встречи. И почему-то оно так и не поменялось за всё время нашего общения. Бывший пограничник, мечтавший об офицерском поприще в юные годы, но «зарубленный» ещё на стадии подачи документов после окончания срочной службы в один из специальных вузов из-за судимости брата — Олега. Семью кормить чем-то нужно было, и он устроился мясником, что стало хорошим подспорьем на несколько лет в поддержании штанов. Добрый и справедливый по натуре человек, он оказался податливым, хоть и рассудительным, и во многом шёл на поводу у младшего, а после и у «Оси». Возможно, я смягчаю краски — ведь из его уст прозвучали слова о необходимости устранения некоторых людей. Или же они просто были согласительными?