Но сейчас я летел и просто вспоминал, и даже не мог представить, сколько ждёт меня впереди из того, о чём обычный человек в наше время не может и подумать о своём будущем — ну, если только прочитать в романе.
Границу я пересёк под фамилией того же Титова, позже уничтожив паспорт. Постепенно, разными манипуляциями, начинающимися буквально на кухне, подделкой паспортов, виз на ПМЖ, свидетельств о рождении, заявления на предоставление политического убежища и тому подобное, я превращался в грека-понтийца, уроженца села Цалка, многострадальной Грузии, которая вместила в себя ещё несколько тысяч таких же «греков» и, прежде всего, из-за сгоревшего, в своё время, паспортного стола местного УВД. Этого доморощенного эллина до посещения Афин звали Ромой Сариевым, который через 5–6 месяцев успешно превратится в звучного и представительного Ромайеса Саридиса, со всеми выходящими последствиями в виде паспорта гражданского образца, принимаемого во всём Шенгене, и несущего в одном из своих углов гордый отпечаток рисунка указательного пальца правой руки, водительских прав на местном диалекте, понятного лишь жителям этой страны и представителям её диаспоры за рубежом, в количестве г. голь малом, что в поездках по всему миру прочитать их никто не мог, и эти документы могли быть представлены какими угодно, причем и полицейские в Испаниях, Италиях и Франциях и, тем более, в России, понимающе кивали, одобряя качество бумаги и изящество документа. Разумеется, был и загранпаспорт, и ещё масса подобных документов, свидетельствовавших о рождении, о происхождении моих родителей, их браке, предпочтении в вероисповедании и моём сюда приезде.
Я уже проходил все официальные инстанции в Номархиях, местных отделениях полиции и паспортном (юле, почти в одном лице, некоторые из которых посещал и я, под присмотром двух греков-наркоманов, явно много же как я, «понтийского» пошиба. Параллельно познакомившись с таким же чудо-грузино-греком, стоматологом, несколько поправил зубные дела, но в основном целый день шлялся то в гордом одиночестве по историческим и музейным местам, то в редких компаниях, с постоянно прибывающими-убывающими с той же целью, что и я. Правда, были и постоянно живущие, занятием которых было зарабатывание денег на обеспечении желающих получить гражданство.
На второй день, в фойе небольшой гостиницы, где и поселился, утренняя яичница с беконом, ибо кафе находилось рядом с reception, закончилась встречей с «Осей» и «Валерьянычем» — так условились называть «Солоника». Они никак не могли меня найти, определённо уверенные, что я либо на прогулке, либо на пробежке. С обоими знакомство началось ещё в Москве, с Сашей — в меньшей степени, пару раз мы встречались в тире и один — в клубе «Арлекино». Тем для разговоров не находилось, и разбегались мы быстро, может быть, кроме первого раза в тире. Результатами он не блистал, хоть и считался «качественным» стрелком, но наблюдал и расспрашивал тщательно. Разумеется, мне среди непрофессиональной публики, из которой редкий человек до попадания сюда вообще брал в руки пистолет, иногда автомат, а разница в стрельбе из первого и второго значительна, блистать было просто.
Перекусив, мне решили показать Афины и помочь взять в аренду автомобиль. Прав у меня не было, но клятвенное заверение, что любой документ с моей фотографией и хоть какой-нибудь печатью сойдёт за свидетельство, разрешающее водить автомобиль, успокоили. К паспорту Титова прилагался партийный билет с фотографией похожего на меня человека. Этого оказалось вполне достаточно. Через пару недель я попался на диком нарушении правил, передвигаясь по встречной полосе, поскольку движение вообще было односторонним, да ещё в центре города. Покрутив красную книжечку и показав на знакомый полицейским профиль «Ильича» и кучу разных штемпелей, говорящих о выплате взносов, черноволосая девушка и юноша в красивой форме жестами попросили ещё что-нибудь и, получив загранпаспорт, пожав плечами, с минуту быстро жестикулируя, объясняли, что у них в стране так ездить нельзя, потом отпустили. Представляю, во сколько бы это обошлось у нас.
Первый раз в жизни я увидел древние Афины с небольшой площадью, огороженной со всех сторон, с поваленными всевозможными колоннами, отколотыми капителями, фризами, раскрошенными барельефами, разорванными статуями, растоптанными лестницами и расплющенными фундаментами, когда-то блистающими красивейшим мрамором, сегодня пожелтевшими, но всё равно производящими впечатление. То ли лорд Элджин, то ли венецианцы или турки, то ли какие-то другие захватчики, или же просто отсутствие у местных жителей строительного материала привели когда-то красивейший мегаполис в запустение, но смотреть было почти нечего, а окружающая современная суета делала это место вообще случайным, скорее всего — временным. Другое дело — монументальный комплекс Акрополя, восстанавливаемый сейчас, после давно произошедшего взрыва боеприпасов, размещённых в виде склада одной из армий в храме Афины Паллады. Он впечатлял — от лестницы, ведущей от самого подножья, до остатка помпезных строений на самой вершине храмовой горы и открывающегося оттуда бесподобного вида. Рождённый во времена Перикла в стране Фидия, и не важно, что на деньги, собранные с союза Греческих государств на поддержку мира и обороны, и не важно, сколько упало в личные карманы (то время от нынешнего мало чем отличалось), важно, что простоял два с половиной тысячелетия и до сих пор поражает своим жёлто-грязным мрамором любое воображение.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу