Александр Наумов - Спецзона для бывших

– Какие сроки получили подельники?

– По десять-одиннадцать лет.

– У вас какое образование?

– Высшее. Я заканчивал Приборостроительный институт.

– По специальности приходилось работать?

– Никогда. Я заканчивал институт, уже когда в милиции работал, – звание нужно было получить, вперед как-то двигаться в плане карьеры. Я учился заочно… А в колонии много случайных людей, то есть много нормальных людей. Я даже скажу так: у меня круг общения с нормальными людьми в колонии шире, чем был на воле. Как у нас, у русских людей, говорят: мы можем быть нормальными только тогда, когда у нас плохо. Я вот когда на волю-то выходил – ездил в отпуск, смотрю и говорю: «Чего же вы злые-то все такие? Вот у нас в колонии ни у кого ничего нет, и мы добрее друг к другу относимся». Дальше я говорю: «Вот вы туда-сюда смотрите, завидуете: у этого соседа – машина, у другого – дача». Я просто уже отошел от того мира. И честно сказал: «Да как вы здесь живете?»

– Неужели в зоне спокойнее?

– Это зависит от круга общения. Вот у меня свой круг общения. В тарелку друг другу не заглядываем и в душу не лезем. Просто общаемся. Окружение у меня более-менее благополучное.

– Когда человек выходит из лагеря, что ощущает? Первые впечатления?

– Жуткие. В том смысле, что, находясь в лагере, привыкаешь к ограниченной территории. Локальный участок, забор – за него не выйдешь. Это граница. А тут вдруг – свобода. Появляется какая-то растерянность. Куда идти, зачем идти? Неприятные ощущения…

– Свобода пугает?

– Да, в принципе, пугает. Наступает боязнь пространства. Если годами сидишь, а потом тебя выпускают, так у тебя глаза вот такие, и не знаешь, что делать. Я в отпуск ездил – мне накануне билет купили, поехали в аэропорт с начальником отряда. В аэропорту он говорит: «Ну, я пошел», а я в ответ кричу: «Нет, постойте, что я тут один делать буду!» А до рейса еще ждать… Ладно, приехал домой и чувствую – мера ответственности очень большая. Лишний раз из дома боялся выйти. Чтобы избежать каких-либо случайностей. Чтобы вовремя вернуться в зону! Чтобы не создавать проблем ни себе, ни другим людям.

– Сколько дней был отпуск?

– Две недели.

– О чем мечтал накануне отпуска? Кроме дома где еще хотел побывать?

– Выехать на природу. Речку посмотреть, искупаться. Потому что с людьми, с родными и друзьями, связь не терялась, письма писали в колонию. А вот отрыв от природы в зоне сильно ощущаешь. Опять-таки я говорю только о себе, потому что все люди разные. И кто к чему стремится. Может, другой мечтает выйти на волю, тут же взять пузырь и с ходу напиться. У меня другое мировоззрение. Вообще, отчего все проблемы в нашей стране происходят? Нужно менять сознание людей. Вот дедовщина, которая в армии, она же начиналась со школьной скамьи. Старшеклассники где-то прижимали младших. И это у нас откладывалось в сознании. С детства. Как показывают, допустим, завод ЗИЛ. Репортаж по телевизору: вот конвейер, и стоит какой-нибудь дядя Вася, который говорит, что у машины крыло не сходится с рамой. И он показывает, как выходит из положения: берет здоровую кувалду и – трах, бах! – конструкция сошлась. А ведь изначально ошибку в конструкцию заложили, наверное, конструкторы. К чему я это рассказываю? Нормальные люди сейчас едут на Запад, где их способности будут оплачены. У нас этого не было и нет – есть оклад, сверх которого ничего не получишь. Бюрократическая система, которая глушит инициативу. А сколько вообще происходит откровенных глупостей. Вспомним армию, где траву красили. Я служил на Украине, и вот мы однажды вдоль бордюра рыли яму, прокладывали такой песчаный шлейф. Ночью пошел дождь, и весь песок обвалился на бордюр. Так мы потом уже не яму рыли, а бордюр чистили, потому что в тот день должна была приехать комиссия. И все должно было сверкать на территории военного городка. Показуху делали. А то, что трубы опять не проложили, поскольку не докопали траншею – это уже на втором плане. А на первом плане – бордюр… Ну это же несерьезно! Жить с таким мировоззрением. Как в анекдоте: один впереди идет, копает ямки, другой следом закапывает. Вот это наше сознание, наше самовыражение. Так что менять надо сознание. Мистер Березовский сказал: «У вас вся Россия обнесена колючей проволокой, вся Россия – тюрьма». От настоящей тюрьмы человека отделяет такая узенькая полоска, тонкая нить, которая иной раз может разорваться, и человек потом уже не будет понимать, как он оказался в тюрьме. А потом, еще есть такое понятие, как безнаказанность. Взять милицию – ту среду, где я крутился. Начинается с мелочей, например, выпил стакан за рулем. Его останавливают, он ксиву показал и поехал дальше. Вот уже безнаказанность. Она провоцирует на совершение более тяжелых преступлений. Он потом может кого-то отпинать, по морде пройтись, и он будет знать, что ему это с рук сойдет. В каждом живет надежда, что его не поймают. И есть еще одно понятие: самоутверждение. Каждый человек ищет способы самоутверждения. В тюрьме он сидит и самоутверждается тем, что унижает кого-то. Опускает ниже городской канализации. А сам растет в своих глазах, думает про себя: значит, могу! Так же и на воле. Почему начальники кричат на подчиненных? Самоутверждаются. И не надо говорить, что это стиль руководства. Это стиль самодурства. И такие начальники-дураки – по всей России. В обычной жизни они самоутверждаются, как в тюрьме. Оказывается, смог! И здесь тоже зыбкая грань. Он уже переступил черту – унизил кого-то.