Олег Мороз - Ельцин против Горбачева, Горбачев против Ельцина

Попробовали бы ИМЕННО ТОГДА, когда все происходило, при пятизвездном генсеке, советские телевизионщики показать эту сцену, а пишущие журналисты описать ее… Самоубийц не нашлось.

Ельцин же не допускал тут никакой цензуры (хотя, не исключено, что-то пресс-секретари все же просили не показывать) и, можно сказать, в какой-то степени стал жертвой собственного цензурного либерализма.

Довольно развернутую характеристику как политику Горбачев дал Ельцину на встрече с рабочими «Уралмаша» 25 апреля 1990 года. При этом оговорился, что подробно говорит о Ельцине лишь потому, что находится в Свердловске, родном для Ельцина городе. Собственно, к этому подталкивал сам вопрос, на который Горбачеву пришлось отвечать: почему у товарища Ельцина большой авторитет на Урале и на «Уралмаше», а у «правительства» он авторитета не имеет?

– По-моему, – сказал Горбачев, – он избрал не лучший путь, пошел по пути конфронтации. Что мы получаем от него? Разве что критику в полной дозе… Но мне кажется, что потенциал его как политического деятеля все же не очень велик. Программа и выступления его мне известны. Если их читать подряд, – это как старая заигранная пластинка. Набор тезисов: руководство доживает свой срок, оно исчерпало себя, оторвалось от народа и так далее, и тому подобное… Оставаясь принципиальным, критичным, требовательным, надо и самому нести ответственность. Борис Николаевич спекулирует на трудностях, на социально-экономической напряженности. Все это есть, но можно и нужно действовать для того, чтобы извлекать уроки, поворачивать дело, а не спекулировать на трудностях с демагогических позиций. Я думаю, Борис Николаевич увлекся и никак не может свернуть с этой деструктивной колеи… Нам сегодня нужно делать дела, а не заниматься лозунгами да обещаниями.

Итак, впереди выборы председателя Верховного Совета РСФСР, выборы властной фигуры, которая станет главной в России. Горбачев вновь и вновь предупреждает своих коллег о надвигающейся опасности – этой фигурой может стать Ельцин. Да коллеги и сами о такой опасности хорошо знают. Что делать? Фрагмент стенограммы заседания Политбюро от 3 мая 1990 года:

« Примаков.Надо вытащить Ельцина на теледебаты, задать ему «неудобные» вопросы – о Литве, о Курилах, чтобы он крутился, как уж на сковородке.

Крючков.Надо быть осторожным, он – популист, может легко вывернуться, а влияние на обывателя у него большое.

Примаков.Его спросили: собирается ли он привезти в СССР презервативы? Он ответил, что ему это уже не нужно. В любой стране каждый кандидат в президенты провалился бы моментально, признавшись в своей импотенции.

Горбачев.А у нас наберет лишних 10 процентов голосов. Он сейчас распускает слух, будто его дважды топили, набросив мешок на голову (почему дважды? – О.М.), пырнули ножом. Мы в свое время не сказали публично, что его застали с ножницами в крови – сам себя ковырнул.

…Немедленно сделать программу мер по России и разослать за подписью Власова. (Власову). Смелее. Когда в борьбу вступаешь, элементы демагогии не помешают, тем более что перед тобой подонок».

Такой вот разговор. Ельцин – «популист», «импотент», «подонок»…

Власов, которому Горбачев дает наставления, – председатель российского Совмина, один из будущих соперников Ельцина в борьбе за пост председателя Верховного Совета, поддерживаемый коммунистической верхушкой.

Что касается эпизода с ножницами, о котором вскользь упомянул Горбачев… В один из дней осени 1997 года, когда на полную катушку развернулась первая волна травли Ельцина, он действительно попытался то ли совершить самоубийство, то ли… Валентин Юмашев:

– Он навалился на ножницы, уперев их в стол и направив в сердце. И когда кто-то вбежал, – секретарша или кто-то еще, – там была кровь… Его сразу – в ЦКБ. К счастью, ножницы не вошли слишком глубоко, лишь кожу повредили. В больнице рану зашили. И у него на этом месте оставался шрам.

– То есть это все же была попытка самоубийства?

– Трудно сказать. Как вы понимаете, Борис Николаевич не любил об этом вспоминать. Но когда человек действительно хочет покончить с собой, он доводит дело до конца… Мне кажется, это все-таки был какой-то сигнал Горбачеву: вот до чего ты меня довел!

Мы видели: если это действительно был «сигнал Горбачеву», – генсек не воспринял его всерьез, счел каким-то шутовством, признаком психической неуравновешенности.