Дмитрий Лекух - Война, на которой мы живем. Байки смутного времени

Вот что, простите, может быть бредовее того, когда под антирусскими лозунгами в русском городе Киеве, на его центральной площади собираются люди, для которых, в основном, русский язык является не только родным, но для многих даже единственным?!

А это я вам, между прочим, слегка прилизанный вариант «майдана» описывал…

Вот судите, как хотите, но Киев никогда не был никаким городом, кроме как русским. И дело тут даже не в том, что улицы Киева как говорили, так и говорят по-русски — там даже знаменитое мягкое и «жовиальное» малоросское «гэ» считается вполне себе состоявшимся признаком редкой деревенщины.

Нет.

Не только.

Просто, извините, так исторически сложилось, что Киев даже Петр Великий в состав государства российского возвращал отдельным договором с поляками как «нашу исконную вотчину» и «матерь городов русских» — и никакого отношения эта бумага к другой бумаге, о знаменитом воссоединении России и Украины, не имеет, представьте себе.

И другой русский государь — Николай, возводивший в городе Киеве стены знаменитого на весь русский мир Владимирского университета (в котором, к примеру, сначала на естественнонаучном, а потом на юридическом факультетах учился великий русский религиозный философ Николай Бердяев), неслучайно назвал его в честь своего великого предшественника, крестителя всея Руси. Это его уже потом в имени Шевченко переименовали — при большевиках, естественно.

Ну, а какова была атмосфера в этом прекрасном русском городе до Октябрьского переворота и последовавшей за ним насильственной украинизации, можно легко понять, прочитав замечательный роман киевлянина Михаила Булгакова «Белая гвардия». Там действие происходит как раз в Киеве времен октябрьской смуты, и в этом революционном городе нам не встречается, на удивление, ни одного «этнического украинца», включая Лариосика…

А, нет.

Есть. «Гетман».

Хотя если у этого персонажа, по Булгакову, и есть какая национальность, то она определяется исконно одесским словом «фармазон», и никак иначе. Впрочем, этот фигляр как-то особо Михаила Афанасьевича в данном случае интересовал: он писал трагедию, а не оперетту… Это потом он к этой теме вернется — в лице всевозможных «киевлян» Алоизиев Могарычей и прочей бесовщины, но это уже, простите, тема для совершенно отдельного исследования…

Вот не знаю — найдется ли хоть один «оранжевый герой», который посмеет назвать природных киевлян, писателя Булгакова и философа Бердяева (его отец, кстати, помимо всего прочего, был в Киеве предводителем дворянства), своими?

Вряд ли, думаю. У них — другая культурная интендификация: Шевченко, Украинка, Франко. Сидящие по схронам бандиты под Лембергом. То есть, простите, село.

Ну, наверное, можно понять людей: есть извращения и куда более социально-опасные, в конце-то концов.

Но Киев тут при каких, простите, делах?! Хороший русский университетский город, с красивой архитектурой, древней историей, симпатичными девчонками и исторически ненавистной любому нормальному москвичу футбольной командой.

Тоже, между прочим, еще и заслужить надо.

Мать городов русских, вообще-то.

Так что: не мучьте старушку, верните ее на родину. Она этого шапито, честное слово, не заслужила, несмотря на все окаянства, творимые ее футбольной командой в когда-то очень и очень сильном — совместном — футбольном чемпионате.

Такие дела.

У меня тут приятель гостил. Хохол, естественно. Их вообще что-то в последнее время на мою несчастную голову — с перебором, я бы сказал.

Недавно вот один из лучших деловых партнеров выдал:

— Вот, Дим, — говорит, нервно прикуривая, — ты, рассказывают, про украинцев плохо отзываешься. А я, между прочим, с Днепра…

— Ну и, — злюсь, — что ж ты тогда со мной, сука такая, по-русски-то разговариваешь?!

— А как я должен еще с тобой разговаривать? — чуть сигарету не проглотил. — По-чукотски, что ли?!

Самое интересное, что мысль попробовать поговорить со мной на «мове» человеку даже и в голову не пришла. Что, в общем-то, конечно и справедливо…

Но этот, что называется, — из «стариков». Из тех, с кем когда-то вместе сдавали первые сессии, пили первый портвейн и целовали первых девушек. В отличие от меня, правда, ставший толковым и более чем востребованным экономистом.

Востребованным, естественно — в России. На Украине он в последний раз, боюсь, еще при советской власти был, когда родители были живы. Что, разумеется, совершенно не мешает человеку любить «малую родину» и постоянно подчеркивать свое «хохляцкое» происхождение. А так, естественно, в России работает. В одном из, скажем так, крупных нефтедобывающих регионов страны, где и служит топ-менеджером одного из, простите за тавтологию, крупных нефтедобывающих предприятий. Я уже говорил, что Мишка, в отличие от меня, — стал толковым экономистом. Вот и работает. А когда прилетает в Москву, то принципиально не останавливается в гостиницах, предпочитая, по студенческой привычке, гостить у друзей, которых у этой скотины, наверное, — ровно половина города, куда он когда-то приехал учиться из своих родных, если мне склероз не изменяет, Черновцов. Есть где деньги на гостиницах сэкономить. Чисто, кстати, по-хохлятски.