Мина Полянская - 'Я - писатель незаконный' (Записки и размышления о судьбе и творчестве Фридриха Горенштейна)

Борис Хазанов отмечал: "Но и сегодня в отношении к нему на родине есть какая-то двойственность... . Наделенный могучим эпическим даром, один из самых значительных современных авторов, остается до сих пор полупризнанной маргинальной фигурой."*

______________

* Б. Хазанов, Фридрих Горенштейн и русская литература, Октябрь №9, 2002.

Так, например, "дальновидный" издатель петербургского издательства "Лимбус-пресс" уверял, что если издаст роман "Место", то непременно прогорит, прервал с Горенштейном контракт, пожертвовав даже пятьюстами долларами, которые заплатил в качестве аванса. Можно понять возмущение Горенштейна, который в суд, правда, подавать не стал, но свое отношение к "Лимбус-пресс" выразил достаточно ясно в факсе: Уважаемый, Господин Тублин ("уважаемый" приписал мой сын, которого Фридрих попросил выслать факс): "Прошу вернуть рукописи моего двухтомника, которые Вы, продержав два года, так и не издали, поступив по отношению к моей книге, мягко говоря, неприлично. В тот же период Вы издали тонны Довлатова и прочего. Но, мало того, Вы еще и не вернули тексты! Прошу выслать их по адресу..."

Фридрих, конечно, пытался объяснить неприятие своих книг в российких издательствах, не пускающих его к читателю, и говорил, что случайности здесь нет - все закономерно. Нынешние писатели, которых он иногда еще называл "наши писатели", и издатели принадлежат к общей субкультуре. Как бы остры ни были у них разногласия, трения, конкурентная борьба - они могут сосуществовать, поскольку книги, мировоззрения их, даже будучи разными, друг другу не мешают. Тогда как культура, к которой принадлежит он, Горенштейн, прекратила свое существование в тридцатые годы, поэтому книги его мешают "нашим писателям".

Один довольно известный ленинградский прозаик, издающийся в строгих черных переплетах как раз в издательстве "Лимбус-Пресс" в серии "Мастер" (это слово высеченно на золотом поле), уверял меня однажды, что беседовал с издателем по поводу Горенштейна, ходатайствовал о нем, но тот, якобы, твердил: если издам, то не продам. Я с изумлением слушала писателя, чья проза не то что массовому, но и "узкому" читателю явно не по зубам. И, надо же, издают... Говорю здесь не о качестве произведений, а о широте и, соответственно, покупательной способности целевой группы. Если уж говорить о чисто "коньюктурной" стороне дела, такой немаловажной стороне в мире жаждущих, то книги Горенштейна продать легче. Подобно севильским рыночным торговцам времен Сервантеса, уверена, что романы Горенштейна вполне рыночный "товар". Это, кстати, прекрасно понимает, живущая в самом что ни на есть "горниле капитализма" и массовой культуры Нью-Йорке, издательница Лариса Шенкер.

У меня есть дома роман "Место". Даже два экземпляра. Один подарил сам писатель. А второй не купила в магазине, а достала на рынке. Как и многие мои знакомые, я "доставала" роман "Место" на черном рынке, и когда спрашивала, не найдется ли случайно такая книга, продавцы-знатоки ностальгическим таинственным шепотом времен дефицита говорили мне: "Ишь чего захотели!", однако книгу все же добывали - за большие деньги*.

______________

* Мой совет, как добыть роман "Место": можно поискать в Петербурге на книжном рынке в бывшем доме культуры им. Крупской.

***

Иногда мне казалось, что Горенштейн сердится на свой роман "Место". Ценил его выше других, но опасался непонимания. Он, как я уже говорила, очень любил на чтениях выступать с отрывками из "Летит себе аэроплан" о Шагале. Публика с восторгом воспринимала юмор, яркие сценические эпизоды. Однажды Фридриха пригласили в Швейцарию на одно влиятельное чтение международного характера - там должно было выступать множество литературных знаменитостей. Он, как всегда, я бы сказала, по привычке, как-то обреченно, решил:

- Буду читать из "Шагала".

- А почему, например, не из "Места?" - спросила я. - Не хотите прочитать что-нибудь из "Места"? Пусть они услышат, что есть такой роман!"

- Ну... "Место"... "Место" не так понимают.

- Кому надо поймут, а не поймут, и ладно - зато обязательно почувствуют. Ведь существует же ткань произведения, которая действует сама по себе, непостижимым образом. Я даже знаю, какой отрывок надо в Швейцарии читать, чтобы почувствовали.

- Какой отрывок? - Лицо оживилось. Появился интерес.

Я взяла с полки книгу, открыла на самых последних страницах и начала читать вслух со слов: "Я глянул на этого человека и вдруг понял, что шло со мной рядом в ушаночке Ленторга и современном ширпотребовском пальто. Это было Оно, народное Недовольство, то самое, что раньше носило ярмаки, кафтаны, поддевки и картузы..."