Мина Полянская - 'Я - писатель незаконный' (Записки и размышления о судьбе и творчестве Фридриха Горенштейна)

Оглядываюсь теперь вокруг - и не очень понимаю, кто же возьмется публиковать оставшуюся после смерти Горенштейна "Веревочную книгу" - 800 страниц прозы, кто возьмется за собрание сочинений? Когда-то, в 91-92-м, "Октябрь" не пожалел на "Псалом" пяти номеров, но сейчас?

Горенштейн был вообще трудный человек - трудно жил, трудно умирал, похоже, что и после смерти судьба его легкой не будет.

От автора

Источники, по которым можно было восстановить биографию писателя немногочисленны. Я благодарна тем, кто снабдил меня материалами, устными воспоминаниями и письмами: Ольге Юргенс, Ларисе Щиголь, Татьяне Черновой, Наталье Дамм, Аркадию Яхнису, а также моей семье. Тем более, что я старалась следовать примеру Горенштейна, любившего работать с письмами, дневниками, газетами... Я уже говорила, что романтики любили документы и устные рассказы. А Шатобриан обращался за помощью к жене, у которой была прекрасная память - она восстанавливала нужные ему эпизоды из прошлого. Водсворт любил читать дневники своей сестры, благо она ему это разрешала.

Приведу несколько примеров творческой помощи. Так, Ольга Юргенс записывала, по возможности, некоторые мысли писателя и недавно нашла у себя замечательную запись его слов, которую можно было бы сделать даже и эпиграфом этой книги: "Даже пророк не прорицает из воздуха. Прорицать - это значит видеть уже выросшим дерево из конкретно существующего ростка".

Ольга Лозовитская рассказала мне о деревне, в которой родилась, и ее рассказ лег в основу главы "Внучатая племянница Хрущева". Мой муж Борис запомнил много "испанских" бесед с Фридрихом, мы с ним в деталях восстанавливали беседу об орудии убийства убийцы Троцкого, и это заставило меня "пересмотреть" в творчестве Горенштейна инструментарий индивидуального террора. У сына моего Игоря оказались некоторые письма и документы писателя. Кроме того, он помог мне в поисках материалов эпохи шестидесятников и окончательной редакции книги.

Я писала довольно быстро, по горячим следам, так что казалось, что кто-то торопил меня и шептал: "пиши, пиши, пиши". Или же глубокой ночью напевал мне: "спят курганы темные, солнцем опаленные и туманы белые ходят чередой. Через рощи шумные, и поля зеленые вышел в степь донецкую парень молодой".

Так что, у книги, может быть, есть и своя мелодия.

Всем друзьям Горенштейна, моим наставникам и советникам, вдохновившим на создание книги, выражаю глубокую признательность.