Вениамин Кольковский - 1953. Ликвидация Сталина

Между прочим, освобождение Южной Кореей этих военнопленных произошло примерно тогда же, когда и восстание в Германии 17–18 июня 1953 г., которое и повесили на Берия, использовав как один из предлогов для его ареста. Интересно, корейские дела ему в вину не поставили? Например, стремление «лишить Северную Корею людских ресурсов», а то и «передать империалистам»? Мы этого, вероятно, уже никогда не узнаем, но вот факт: начавшееся 25–26 июня новое (и последнее – 27 июля, как известно, было заключено перемирие) коммунистическое наступление в Корее тоже хронологически совпало с арестом Берия.

Кстати, об аресте Берия: Елена Прудникова утверждает, что Хрущев заставил всех членов Политбюро принять участие в аресте Лаврентия Павловича, и те вынуждены были согласиться, так как боялись, что иначе в стране произошел бы раскол и чуть ли не началась бы гражданская война (1953. Роковой год советской истории. С. 52). Ну, а после того уже Хрущев ощущал шаткость своего положения, поскольку понимал, что за этот вынужденный арест Берия его остальное Политбюро ненавидит, что и вынуждало его наносить удары уже по Сталину – с критикой его «культа личности» (там же. С. 321).

Непонятно, правда, почему остальные члены Политбюро поддержали Хрущева, а не гораздо более сильного Берия, если не сочувствовали первому. Да и если остальные члены Политбюро за арест Берия ненавидели Хрущева, то зачем ему еще усугублять свое положение, критикуя Сталина? Опять, как и у Кремлева, имеет место демонизация Хрущева, будто бы державшего «в лапах» все Политбюро. А вот радикальные преобразования, намеченные Берия, не одного Хрущева могли напугать! Да тот же Сергей Кремлев, как мы видели, признает, что остальные члены коллективного руководства мало что склонны были менять!

Однако доля истины тут состоит в том, что Берия и даже Маленков были куда более сильными фигурами, чем Хрущев, и по номенклатурной «традиции» в борьбе за власть большинство поддержало более слабого.

Собственно, по этой причине Берия с самого начала получил меньше власти, чем рассчитывал. В дневниковой записи от 13 марта 1953 г. он сообщает: «Все получается не так… Георгий получил Совмин (а Берия стал первым его заместителем . – В. К. ), Мыкыта (Хрущев . – В. К. ) – ЦК. Вместо укрепления Николая (Н.А. Булганина, в марте 1953 г. сменившего А.М. Василевского на должности министра обороны . – В. К. ) в Военное министерство вернулся Г.К. Жуков (первоначально на должность первого заместителя министра обороны, уже в 1955 г. он стал министром . – В. К. ). ( Берия Л.П. С атомной бомбой мы живем! С. 210.)

Ну, а критика культа личности Сталина – это была реакция номенклатуры на отсутствие уверенности в завтрашнем дне при этом диктаторе. Как выяснилось, что и Хрущев эту уверенность не обеспечит (он, правда, не стрелял, но он снимал), так и его свергли и поставили Брежнева. Последней каплей, переполнившей чашу терпения хрущевских соратников, было то, что он разрешил напечатать «Один день Ивана Денисовича», где впервые было сказано не о репрессиях против «старых большевиков», а о судьбе в ГУЛАГе простых людей.

Но кроме того, номенклатуру в большинстве ее не устраивали не только чрезмерно радикальные реформы, но и еще больше – относительный «пацифизм» Берия и Маленкова. Вспомним, еще при Сталине и Жданове в его адрес были обвинения, что во внешней политике Георгий Максимилианович вместо «большевизации» Восточной Европы поддерживает там всякие «национальные фронты», а вместо безоговорочного отторжения «плана Маршалла» считает возможным принять его на определенных условиях (так ли это на самом деле, не знаю); короче, вместо «мировой революции» происходит поиск «мирного сосуществования» с капиталистами ( Авторханов А.Г. Загадка смерти Сталина. С. 37)! В итоге двухлетней борьбы за власть в СССР после краткого «пацифистского» перерыва 1953–1955 гг., связанного с именами Берия и Маленкова, снова взяли верх сторонники насильственного распространения коммунизма по всему миру ( Суворов В. Тень Победы. М., 2002. С. 376).

Правда, теперь послесталинское Политбюро признало-таки правоту утверждения, что «в эпоху оружия массового поражения войн больше не будет», и на ХХ съезде было сказано, что «фатальной неизбежности войны нет» (цит. по: Авторханов А.Г. Загадка смерти Сталина. С. 67–68), вопреки утверждению Сталина о том, что пока «империализм» существует, войны неизбежны ( Сталин И.В. Экономические проблемы социализма в СССР. М., 1952. С. 36).