В общем виде мне постановка проблемы, предложенная докладчиком, импонирует. «Война дискурсов» — это плохо, диалог — это хорошо. Для продвижения от войны к диалогу любой опыт такого продвижения — и отечественный, и зарубежный — может быть полезен. Правда, в изложении Алексеем Алексеевичем французского опыта мне не хватает конкретности. Хотелось бы знать о том, что именно делали французские интеллектуалы для примирения дискурсов. В докладе представлен результат их деятельности, а не процесс его достижения. Поэтому не очень понятно, какие уроки мы могли бы из этого опыта для себя извлечь.
Впрочем, в России я сегодня решения задачи, поставленной в докладе, не вижу. Организовав и проведя в Интернете две широкомасштабные дискуссии, в которых участвовали десятки экспертов разной идеологической ориентации (в том числе и три участника нашего семинара), я пришел к выводу, что для продуктивного диалога в нашей интеллектуальной среде отсутствует общее ценностное основание. И все же, если проблему не ставить, то решения и не будет. Но ставить ее — согласен с Вадимом Межуевым — нужно не перед властью, опирающейся на муть-чернуху и ее поощряющую, а перед той частью общества, которая мути-чернухе культурно противостоит. Так я понимаю давыдовское «одностороннее усиление».
Завершить нашу дискуссию, как всегда, предлагаю докладчику.
Алексей Кара-Мурза:
«Свою задачу как историка и политолога я вижу в том, чтобы воссоздать историю либерально-консервативного проекта в России»
Хочу поблагодарить всех за участие в обсуждении моего доклада и отреагировать на некоторые выступления. Повторю: Иван Сергеевич Тургенев мне интересен как тип «русского европейца», который практически превратил политику в часть культуры — политическую культуру. Его политическая позиция органично проросла из его самоощущения в культуре. Напомню, что он был энциклопедически образованным человеком, получившим классическое образование и одно время хотевшим посвятить себя философии. Тургенев — это и есть воплощение либерально-консервативного синтеза, т. е. европейскости и русской почвенности одновременно.
Некоторые участники дискуссии сделали акцент на том, что либерально-консервативный синтез — это, мол, диалог либералов с консервативной властью с целью получения приемлемого позитивного результата. Но моя главная мысль все-таки иная: встреча и последующий синтез традиции и искомой новации происходят в мировосприятии индивидуального русского человека, это внутреннее самоощущение. Только люди такого склада способны сделать позитивное дело в России.
Конечно, есть еще и серьезный вопрос о том, насколько этот либерально-консервативный тип личности способен стать «массовым» в России. Я полагаю, что только он и имеет шансы стать «массовым» — в отличие, например, от либерал-радикалов, которые будут непременно отторгнуты русской традицией. Тем более что они и сами себя от нее отлучают.
Людей либерально-консервативного склада было много в России, и считать их «маргиналами» просто нелепо. Недавно мы отмечали столетие со дня кончины Василия Андреевича Караулова — христианского теоретика, православного человека и одновременно либерала, члена ЦК кадетской партии, главного спикера либералов по вероисповедным вопросам в Государственной думе. Когда он в 1910 году скончался, за его гробом на Волковское кладбище Петербурга шло 100 тысяч человек. Умершего незадолго до этого Сергея Андреевича Муромцева хоронила, как мы знаем, вся мыслящая Москва. Какие же это «маргиналы»?
Другое дело, что сейчас Россия редко порождает такие синтетические фигуры. Думаю, что во многом из-за незнания и непонимания собственной истории. «Война дискурсов», «тупой упор реакции и революции», о чем сто лет назад говорил либерал-консерватор Петр Бернгардович Струве, продолжают, к несчастью, иметь место.
Свою задачу как историка и политолога я вижу в том, чтобы воссоздать историю либерал-консервативного проекта в России. Этот альтернативный проект имел серьезные шансы на реализацию в начале ХХ в. После реформ Александра II, несмотря на попятные действия двух последних русских императоров, в России сосуществовали две политические субкультуры, которые иногда называют «опричной» (господствующей) и «земской» (либерально-оппозиционной). Их, кстати, во многом формировали два типа административно-политической карьеры в России — «по назначению» и «по выборам». Вторая, либеральная субкультура настолько усилилась в начале прошлого столетия, что в некоторых регионах России (не только и подчас не столько в столицах) она начала переигрывать своего традиционалистского конкурента.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу