Валентин Фалин - Конфликты в Кремле. Сумерки богов по-русски

Госплан будет расставлять лишь стратегические вехи и сложит с себя ответственность за межот­раслевые и все прочие балансы. Место сверхмоно­полиста Госплана отдавалось на откуп десяткам и сотням больших и малых монополистов, для ко­торых новый закон без преувеличения стал золо­той жилой. Стихийно начал складываться рынок, не регулируемый никакими правилами и норма­ми. Он приступил к захвату господствующих вы­сот, не дожидаясь, когда правителям страны при­дет элементарно простое познание: экономике и социальной сфере нужны не скачки и наско­ки, а солидная правовая инфраструктура и ясная лоция.

В октябре 1988 года мы с Г. Писаревским напра­вили М. Горбачеву еще одну записку, опять не ща­дившую его самолюбие. Она метила в нескончае­мые колебания генсекретаря, в тенденцию тянуть резину с надеждой, что обстоятельства удастся за­тем сделать козлом отпущения.

На публике и на заседаниях Политбюро тем паче М. Горбачев изображал твердокаменного револю­ционера-большевика: «Пока я являюсь генераль­ным секретарем, ленинское наследие не станет объектом надругательств, социалистический выбор будет защищен». Или играл он мастерски, вешая лапшу на уши, или до какого-то момента сам ве-» рил в то, что заявлял?

В нашей записке Ленин, если скрупулезно точ­но, Ленин, прошедший горнило гражданской вой­ны и интервенции, сомнению не подвергался. Мы сосредоточились на показе того, что сталинская модель, сохранившаяся вплоть до перестройки, абсолютно чужда и представлениям Ленина-прак­тика, и социализму, как к нему ни относись — с симпатией или антипатией, и императивам обще­ственного развития.

«Общество устало в экономическом и некото­рых иных смыслах стоять на голове, — говорилось в записке. — Это и опасность, и шанс одновре­менно. Пример Китая показывает, как благодар­но отозвался народ на дозволение ему прекратить бить поклоны маоизму и взяться вплотную за ра­боту, хотя нам следует настраиваться на то, что поднять советское хозяйство — объективно более сложная задача, ибо процесс насильственного рас­крестьянивания деревни и подавление всякой ин­дивидуальной инициативы зашел у нас гораздо глуб­же, чем у любого из соседей».

И далее: «Со всеми оговорками тем не менее мож­но констатировать, что нельзя восстановить нор­мальное экономическое кровообращение в СССР, минуя рынок или в обход рынка...

На социалистическом рынке бесчисленное мно­жество удовлетворенных потребностей переплавит­ся в мандат доверия партии и строю, придаст фун­даменту нашего общества необходимую сейсмоустойчивость.

Отсюда вывод — нынешние нелады на рынке есть сигнал тревоги. Это не просто неудобство, каждо­дневно портящее людям настроение, а честным руко­водителям предприятий — здоровье. Нет, все гораз­до серьезней, т.к. рынок превратился в решающий партийный форум. Независимо от того, нравится нам это или нет».

Поскольку текст записки приводится в прило­жении [3] См. приложение 4. , можно ограничиться несколькими репли­ками и констатациями, чтобы пояснить наш за­мысел.

Мы напоминали М. Горбачеву, что кронштадтс­кий и прочие бунты были, по Ленину, «политичес­ким выражением экономического зла».

«Государственный социализм, где всем — от ржа­вого гвоздя до космической станции — распоряжа­ется государство через чиновника, никогда не пой­дет дальше лозунга...

Безрыночный социализм — это глубоко боль­ное общество, в коем расстроен обмен трудовы­ми эквивалентами. Звено «производство — обмен» социалистично. В той же мере, как оно и буржу­азно, и феодально, ибо оно вечно: закон стоимо­сти — это печень экономического организма лю­бой формации».

Если перестройка сведется к латанию, прихорашиванию сталинизма, то партия, предпочевшая подобный путь, впадет в маразм либо совершит самоубийство. Никакие реальные реформы, ставя­щие целью демократию и социализм, невозмож­ны, пока не преодолен главный результат после­октябрьского переворота 1928—1932 годов, глав­ный антагонизм советского общества — отчуждение человека от собственности и власти.

В записке были сформулированы три постула­та, коим надлежало стать путеводными в нашей жизни:

«1. Нормальный обмен трудовыми эквивалента­ми, который возможен только на рынке и который реально может ликвидировать абсурд затратности.

2. Нормальный обмен информацией, который возможен только в условиях демократии и глас­ности: информационная автаркия, засоренность и зауживание догмами, авторитарностью инфор­мационных потоков неминуемо ведут социализм к сталинизму, а западные демократии — к фа­шизму.