Александр Силаев - Критика нечистого разума

Сначала мы начинаем придавать большее значение неопределенностям в нашей жизни, нежели определенностям. В общем логично. Если 500 тысяч лежит на депозите и с ними все понятно, хрена ли о них думать? Но если при том 200 тысяч лежат в акциях, и акции скачут по 70 % годовых вверх-вниз, то 200 тысяч прикуют 90 % нашего внимания, а депозиту дай бог останется 10 %. Родственники и друзья, как правило, более гарантированы, чем динамика самого завалящего любовного романа на грани любовного анекдота. Но мы будем чувствами на 90 % в том анекдоте, хотя его «капитализация» уж никак не более 10 % от 100 % актива наших, как их называют в народе, отношений. Когда идешь по темной улице в нехорошем районе, думаешь не о том, что у тебя элитная недвижимость в центре, а том, что сейчас кто-нибудь, сука, появится… Хотя недвижимость много ценнее единожды целой морды. И это вроде правильно. Наличие знания устраняет резон мысли и чувств (даже над математической задачкой думают ровно до тех пор, пока ее решение непонятно, а дальше просто делают арифметику по шаблону, думая уже о птичках). Правильно-то правильно. Но шаг к хане сделан.

Второй шаг — обратить внимание: большая часть случайностей несчастливы. Так повелось. Случайно потерять деньги всегда вероятнее, нежели их найти, и человека потерять проще. А неопределенность — почему неопределенность? Потому что не мы решаем, кто-то решает, случай. Но мы не ждем от случая ничего хорошего, так ведь? То-то и оно. На первом такте мы вложились в определенное место, на втором видим, что место гиблое.

И все бы ничего, но нас добивает третье обстоятельство — нам остается надеяться. Мы уже не ждем ничего хорошего там, где не мы решаем. Само собой не наладится, случай не даст, черт не поможет, ну а… вдруг? Никогда нельзя исключить этого «вдруг» — в деньгах ли, любви, здоровье. А вдруг, значит. Возьмет и полюбит. Возьму и отыграюсь.

Именно поэтому мы боимся — потому что надеемся. Надежда как оборотная сторона страха и подлинная причина страдания. Молитва должна была бы звучать так: «Господи, отними наконец у меня надежду…». Как проще всего исцелить несчастно влюбленного за минуту? Явить ему Источник Абсолютного Доверия, который его Абсолютно Уверит: не полюбит оно тебя никогда и никоим образом, успокойся. И ведь успокоится. Сурово ему станется, но спокойнее, а там и вовсе наладится.

То есть врачеваться — на третьем такте. Ибо как это делать на первых двух, еще непонятнее. Да и вопрос, от чего.

Побочный эффект, правда, может быть любопытным. Жил-был невротик, боялся любого шороха, вздрагивал с телефона, толковал любые знаки к погибели. А почему? Потому что надеялся, бедолажный.

Надежда сдохла, и ничего уже не страшно. Нечего бояться, в аду-то. Ну тоска, ну отчаяние. Подумаешь, эка невидаль. Внешний ад, куда он перемещается, много симпатичнее того внутреннего, что он усиленно обживал.

Хотя бы потому, что теперь можно начать что-то делать.

У нас культура и общество отговаривают от суицида. Того, кто уже совсем-совсем решил, вряд ли можно. Но всех сомневающихся — оттаскивают, как могут. Но я легко могу представить общество и культуру, где наоборот. Где любое сомнение трактуется в пользу решения. Если уж так хочешь жить, знаешь, зачем оно тебе, или просто хочешь, и плевать тебе на любое знание — ладно. Живи, ты прав. Но если у тебя есть хоть какое-то сомнение… Личный психоаналитик будет уговаривать тебя грохнуться. В аптеке посоветуют яд, приятный на вкус и быстрый на дело. С плакатов тебе расскажут, что «выхода нет». Родные не упрекнут, партия и правительство пособят. Будет считаться, допустим, что самоубийство — жизнь, сведенная вничью. Для выигрышной партии странно, для 90 % человеческих жизней — недосягаемая мечта. Я не о том, как на самом деле, я не знаю. Я о том, как может считаться. «Ничья — победила дружба».

В таком мире, конечно, прекрасна наркомания, всячески одобряем алкоголизм. Считается, что твердо хотящий жить — то ли пройдет мимо, то ли выживет, несмотря на… Сомневающимся — самое оно. Если человек сомневается, вмазать или нет — всегда надо вмазать. В вену ли, стопариком в горло. Вмазать не надо в случае, если твердо знаешь, что не надо. А если вопрос стоит — значит, надо. Такой уж вопрос.

Что добавить?

Допускаю, что многим мог бы понравиться такой мир.

И здесь нет места для спора, вообще. Ибо здесь стоит такой первовопрос. Да простится ученый сленг, это аксиологическая аксиоматика. Спорить можно где? Где вопросы вторые, третьи, сто пятые. Где теоремы, построенная на правилах вывода. «Вы неверно интерпретировали слова пророка», «вы не владеете дедуктивным методом», «вы плохо читали». Там можно спорить, конечно.