Евгений Додолев - Неистовый Лимонов. Большой поход на Кремль

Нет, я не испытываю личной неприязни к этим ребятам, я испытываю классовую ненависть. Помню, Боровик устроил для меня ужин в «кооперативном» ресторане на Лесной улице. Тогда этот ужин не показался мне необычным, но сейчас, когда больше половины его участников мертвы, этот ужин выглядит в ином свете. Мертвенно-бледным кажется он мне, ужином мертвецов. Боровик с женой приехали за мной на машине и привезли в ресторан. Сам зал ресторана находился в полуподвальном помещении, столиков было немного. Было в изобилии мясо и много зелени — свежие помидоры, огурцы, лук, кинза. Боровик объяснил, что это не парижский, конечно, ресторан, но здесь есть свежие овощи, мясо и нет бандитов. Я сказал, что в Париже хожу в рестораны, только если меня приглашают издатели или еще кто, кому что-то от меня нужно. Я плохо разбирался тогда в персоналиях России, я не знал, кто есть кто, и потому не мог оценить тогда, какая там компания собралась. Долго я там не пробыл, у меня был ранний утренний авиарейс в Париж. Помню, что провожать нас вышел длинноволосый, как мне показалось, пегий человек в очках. Он сказал, что клятвенно обещает, что пригласит меня на свое телевизионное шоу. И дал мне визитку, а я, вежливый, продиктовал ему свой телефон там же, у входа в ресторан. В квартире на Герцена я поглядел на визитку. Там значилось: «Листьев Владислав». Позднее, когда он погиб, я пытался осмыслить его смерть и понял, что значения его смерти мне не понять. Я полагаю, он был неоригинальным и нетемпераментным тележурналистом. Скажем, Невзоров в свое время был много более интересным тележурналистом. Его репортаж, где он сует микрофон умирающему от ранения в живот молодому бандиту с калмыцкой физиономией, вызвал, помню, зависть французских коллег.

Часть репортажа продемонстрировало французское телевидение, по-моему канал «Арте», с завистливой ремаркой, что в прекрасной Франции показать такое французу не позволили бы власти, блюдущие нравственность граждан. Невзоров чуть ли не жмет на живот умирающего и спрашивает: «Больно?» А парень вдруг тут же и преставился. Последний хрип, конвульсия. В сравнении с такими репортажами Листьев — мыльный пузырь. Модные толстые ребята-мажоры (в школах таких дразнят «сало» или «пузо») на самом деле герои попсы. Они — подделка, слабый раствор. Толстый мальчик Боровик — слабый раствор феодала Семенова».

Небрежность, граничащая с пренебрежением, — вот лимоновская тональность. Впрочем, за давностью лет все это особого значения не имеет. Страна по-прежнему зачитывается детективами Семенова — стране никто не указ. И все, что говорят представители нашей либеральной интеллигенции, а она Семенова никогда не жаловала, благодарный читатель благополучно пропускает мимо ушей. Памятник Семенову в лице разведчика Максима Исаева не рукотворен. Увы, настоящего памятника создателю Штирлица никто пока не воздвиг. Впрочем, такова судьба и семеновских героев — они совершают незримые подвиги, за которые Родина не воздает.

Создавший Штирлица. Юлиана Семенова помнят как автора триумфальных «Семнадцати мгновений весны». Ну что здесь обсуждать, о чем спорить, фильм действительно культовый. Помню, когда весной 1989 года съемочная группа легендарного «Взгляда» приехала в редакционный офис на Калининском проспекте, ныне Новом Арбате (мы — редакция «Совершенно секретно» — располагались в бывшей конспиративной двухкомнатной квартире на предпоследнем этаже дома № 22, где до этого опера встречались с тайными осведомителями и куда завербованные «валютные проститутки» приводили нужных интуристов), Иван Демидов, который уже тогда был не только режиссером-новатором, но и грамотным продюсером и негласным вождем, посоветовал мне в конце беседы сподвигнуть хозяина задымленного сигарным облаком кабинета на его «любимый анекдот про Штирлица». Я, разумеется, ответствовал ухмылкой Мюллера-Броневого: Ванина просьба была из категории «миссия невыполнима». Автор не любил анекдоты про красного штандартенфюрера. Мастеру пера казалось, что скабрезные шутки про Штирлица нивелирует подвиг разведчика. И никак Юлик не готов был признать, что этот феномен лишь свидетельствует о всесоюзной популярности героя. Юлик — это вовсе не фамильярность, это любовное прозвище главреда, именно так за глаза мы все его и звали.

К вопросу о Штирлице, писателя упрекали в невольной романтизации того, что на Западе величают Nazi Chic, а у нас с подачи кремлевских политтехнологов, атаковавших Лимонова, обозвали гламурным фашизмом: SS-форма была весьма к лицу Вячеславу Васильевичу Тихоновну и на черно-белых телеэкранах смотрелась впечатляюще, что неудивительно, ведь эсэсовские мундиры производил член нацистской партии Хьюго Босс (Hugo Boss), костюмы которого и поныне украшают прилавки лучших магазинов мира, от московского ЦУМа до нью-йоркского Saks Fifth Avenue.