Валентин Акулов - Перестройка-2. Что нам готовит Путин

Наложив мораторий на смертную казнь, безграмотная российская «политическая элита» не гуманность проявила. Она отказалась выполнять одну из важнейших своих функций - гарантировать гражданам право на жизнь. Последствия этой безграмотности налицо: кровь течет рекой, и не только в Чечне. Следует ожидать, что россияне в конце концов вынуждены будут прибегнуть к самосуду, как это сделали, если не ошибаюсь, французы. И будут правы, ибо право на жизнь является их неотъемлемым правом. В советские времена смертная казнь по всей справедливости называлась не смертной казнью, а высшей мерой социальной защиты. Однако жито сказать, при советской власти не было «профессионального парламента». И вопросами государственного строительства не занимались интеллектуалы типа российского уполномоченного по правам человека г-на Лукина.

В любой буржуазной конституции право частной собственности объявлено священным и неприкосновенным. Однако во время Великой Отечественной войны (Великой и Отечественной, разумеется, для нас) правительства и Англии и США, нимало не считаясь с этим правом, реквизировали для нужд обороны любую собственность. Нарушали ли они конституцию? Нет, они действовали в строгом соответствии со своими полномочиями, закрепленными в тех же конституциях. Однако эта диалектика выше уровня понимания нашей политической элиты.

2010 г.

Известный советский историк академик Е.В. Тарле с сарказмом поведал как-то о том, как менялась тональность парижской прессы, комментировавшей бегство Наполеона с Эльбы. Первая реакция: «Корсиканское чудовище высадилось в бухте Жуан». Вторая: «Наполеон вошел в Гренобль». И, наконец, третья: «Его Императорское Величество ожидается в своем верном Париже». Нечто подобное произошло и с нашей либердемовской «элитой» - интеллектуальной и политической. За сравнительно короткий срок она эволюционировала от воинствующей русофобии до русского национализма.

Будьте, однако, бдительны: при всех метаморфозах ее «категорический императив» остается неизменным: арбатский байстрюк есть мера всех вещей. Этому императиву подчинены и их вера, и их право, и их мораль. Ему они следовали всегда: и при Сталине Кровавом, и при Хрущеве Освободителе, и при Брежневе Тишайшем, и при Горбачеве Меченом, и при Ельцине Потрошителе. Тут они никогда не изменяли себе - ни тогда, когда ходили в «твердокаменных большевиках», воспевая пыль на комиссарских шлемах; ни тогда, когда, совершив неимоверное сальто-мортале, вдруг заделались «социалистами с человеческим лицом», дружно скандируя: «Больше социализма»; ни тогда, когда, мутировав в либералов и демократов (либердемов), истошно вопили, взывая к Ельцину: «Раздави гадину!» Ияне уверен, что тот же Марк Захаров публично рвал свой настоящий билет члена КПСС, а не снятую с него копию.

Стабильности их жизненного кредо удивляться нечего: она покоится не на разуме, а на инстинкте, не на зове сердца, а на урчании желудка. А инстинкт - это такой гранит, который способен противостоять любым социальным потрясениям и духовным ветрам. Человек, живущий головой и сердцем, может сменить убеждения, может пойти на компромисс с совестью, ибо разум способен ошибаться, а сердце - податься минутной слабости. Человек, живущий чревом, всегда остается верным себе, ибо инстинкт не подвержен ни ошибкам, ни слабостям. Вот почему нет и быть не может более постоянного в своем жизненном кредо человека, чем либерал (он же демократ, коммунист, монархист, анархист, патриот, космополит, националист et cetera), вскормленный и взлелеянный в том уголке Москвы, который с таким утробным лиризмом воспел некогда Булат Окуджава. С помощью каких методов селекционирован сей homo arbatus - мичуринской ли биологии, генетики или каким-то иным способом - сие великая тайна есть. Но то, что такая популяция выведена - факт. И принимать это тоже нужно как факт. Не ставить себя в смешное положение, уличая эту арбатскую популяцию в конъюнктуре, беспринципности и прочих грехах. Нужно, наконец, понять: она живет в ином, чем прочие смертные, интеллектуальном и моральном измерении.

Отсюда, однако, вовсе не следует, что можно позволять ей и дальше паразитировать, внедрившись, подобно солитеру, в общественный организм. Совершенно напротив, необходимо самым наглядным образом показывать обществу особенности ее «социальной физиологии», которая позволяет ей не только выживать, но и благоденствовать в любых условиях - и при «тоталитаризме» Сталина, и при «развитом социализме» Брежнева, и при «суверенной демократии» нынешнего властного дуумвирата.