В тексте "Современника" четвертый сон Веры Павловны ( 16 главы четвертой) имеет один пропуск - седьмой раздел заменен двумя строками точек (в журнале типографская небрежность - он обозначен как восьмой).
В черновом тексте четвертый сон не разбит на разделы, но, сверяя оба текста, установить границы каждого из них нетрудно. План остался в обоих случаях совершенно одинаков. Последовательно вычленяя один за другим разделы этого параграфа, находим небольшой абзац, отсутствующий в окончательном тексте и по месту как раз приходящийся на раздел седьмой. Вот он:
"Что она говорила, этого я не знаю. Я могу догадываться, что она говорила, - но я не знаю, - я уверен, что я не ошибаюсь в том, что я отгадываю, - но я не знаю. Та, от которой я слышал это, слышал этот сон, и которая здесь названа Верой Павловной, сказала мне: "Я клялась молчать и молчу". - "Я знаю, все равно, все равно". - "Может быть", - отвечала она. "Вам было сказано вот что", - я сказал ей. - "Может быть, нет, может быть, да, я не имею права сказать вам ни да, ни нет - и к чему вам знать это? Этого еще нет, это еще невозможно, к чему ж вам знать? Но то, что было дальше, то уже не тайна, то я могу сказать вам"" (649).
Итак, в этом разделе заключен какой-то сугубо (тайный смысл. Вера Павловна не может открыто сказать чего-то очень важного, особо сокровенного, касавшегося того времени, когда будет достигнуто полное равенство мужчины и женщины. Именно пути достижения этого равенства - великая тайна. Вера Павловна готова поделиться тем, что будет потом, но она молчит, сохраняя верность данной ею клятве, о том, как и когда эта тайна будет реализована в жизни и, значит, перестанет быть тайной.
В разделе формально речь идет о полном равенстве женщины в будущем свободном обществе; этой свободы теперь еще нет, и можно только предвосхищать пути ее достижения: "Я могу догадываться, что она говорила", сказано в тексте.
Вот эти пути, то, что "она говорила", и есть тайна, касающаяся, как очевидно, не только равноправия женщины, но всего образа жизни страны.
Именно этого "догадываться" и побоялась, вероятно, редакция "Современника". Можно предположить, что именно ею (по собственной инициативе или по совету цензора) был снят и заменен точками седьмой раздел. Намеки были слишком очевидны, а читатель начала 1860-х годов и в самом деле был "проницательным", хотя и не в том смысле, как характеризовал его в романе Чернышевский.
Обращение к соответствующей (118-й) странице журнала позволяет утверждать, что это место подверглось типографской правке. Избегая переверстки, редакция оставила на стр. 118, кроме двух строк точек, место еще минимум для двух строк, а на двух-трех предыдущих и последующих страницах несколько расширила пробелы. (При этой операции в спешке и "потерялось" обозначение раздела 7-го: после 6-го сразу идет 8-й). На стр. 118 можно поместить на четырех строках до 280 знаков: первоначальный текст седьмого раздела составляет в черновике 580 знаков, но он мог быть в окончательной редакции сокращен и тогда поместился бы на указанном пространстве. {Здесь и в нескольких других случаях я пользовался авторитетной полиграфической консультацией проф. А. Г. Шицгала, которого искренне благодарю за помощь и за советы.} Во всяком случае представляется очень маловероятным, чтобы "пустой" раздел принадлежал самому Чернышевскому.
Разумеется, мы не знаем, в каком виде этот раздел перешел из черновика в окончательный текст, и приходится довольствоваться лишь нам известным. Но даже если это место и подверглось правке, то основная суть его не могла измениться и дает нам право предположительной его интерпретации.
Наиболее значительно отличается черновой текст от журнального в 17 главы четвертой романа. В "Современнике" - полторы страницы, повествующие о том, как "отчасти знакомый, а больше незнакомый собрат по медицине" приехал сообщить, что "один" из его знакомых желает познакомиться с Кирсановым. Этот новый знакомый ("просвещенный муж") затронул в беседе вопрос о вывеске магазина, и в результате "Au bon travail" - магазин, хорошо исполняющий заказы, - был переименован в "A la bonne foi" - добросовестный магазин.
В "Современнике" иронически сообщалось, что Кирсанов приехал домой "очень довольный", но тут же читаем, что эта беседа заставила Веру Павловну и Мерцалову значительно поурезать "крылья своим мечтам", охладить лишний жар, - всякому читателю было ясно, куда и зачем приглашали Кирсанова.
В черновике соответствующее место занимает не менее семи страниц (658-664): в нем подробно повествуется, как сначала в магазин стали наведываться некие "любознательные" посетители, как потом тот же медик пригласил Кирсанова познакомиться с "просвещенным мужем". По-жандармски любезный на первых порах, он начинает вежливый допрос о цели открытого на Невском магазина: мелькают его слова о том, что о магазине ходят "невыгодные слухи", что "само слово travail - это ясно, взято из социалистов, это революционный лозунг". {Формула "Droit au travail" стала особенно популярной со времени появления книги Луи Влана "Le socialisme. Droit au travail" (Paris, 1848): она использована Чернышевским в статье "Кавеньяк" (Современник, 1858, Э 1; Чернышевский, т. V, стр. 15).}
Читать дальше