Владимир Рекшан: Кайф

Смотрю передачу: гонят рок-номер, после его обсуждают должностные лица, сидя в кресле, - так да сяк; гонят еще рок-номер и опять рассуждают. Неплохо так рассуждают, а, вот, в рок-номере на всю страну рок-мальчики пели про то, что, дескать, трава, она, туда-сюда, моя любовь к тебе больше или меньше любви к траве и прочия, прочия... Трава - это марихуана, анаша, гашиш. Это каждый знает. А каждый третий из тех, кто знает, курит. А знают ли те, кто в креслах? Не знают? Нечего тогда сидеть в креслах и заниматься тем, в чем не рубишь...

Сколько-то лет назад удивился, когда понял, как поперла в средства массовой информации поп-культура. Затем вместо удивления пришла уверенность: это все враги шуруют! Хотят нас изнутри взорвать! А теперь думаю - какие враги! Дураки! С нами в идеологии воевать не нужно. Главное дуракам не мешать - они нас в итоге изнутри и взорвут...

Ладно! Уже третий сезон я обучаю троглодитов, олухов царя небесного, неформальных объединенцев и девушек.

Мы с Николаем не предавались на сцене каннибализму, и успешным наше концертирование можно назвать с натяжкой. Но все-таки, если шибко захочешь, просто стать звездой рока, если был ей раньше. Этому я не научишь. Это где-то в печенке, в поджелудочной или предстательной железе.

А как им хочется! Как бы им объяснить, что имеются занятия в мире и понадежнее!

Как-то не так на небе расположились звезды и порядочный семинар превратился неизвестно во что. С каждым разом все больше пролетариев рок-труда забредало на занятия. Особенно после того, как перед ними сильно выступил кудрявый талант из Новосибирска - Наумов. Сильный гитарист, словообильный и торчковый, клевый, кайфовый автор текстов. И правда, да-да, все очень сильно, но опять это заигрывание с наркотиками в текстах... Пусть торчково, кайфово, клево сделано, но - не надо. Ведь метафора искусства кончается могилой жизни. Но как объяснить? И кто объяснит мне, почему в Ленинграде наркотик приобрести проще, чем туалетную бумагу?

В ноябре прослушивали трио Зря. Троглодитов и остальных набилось человек с пятьдесят, и, собственно, обсуждение оказалось сорванным. Трио Зря медитировало. Это мы знаем - медитация. Такая штука. Аккуратная музыка, а кайфа нет, потому что нет драйва. А без кайфа, - говорят рокеры, - нет лайфа.

А в конце декабря пришел Фрэнк. Есть такой человек. Не хочу вспоминать, но вспоминаю Валеру Черкасова, когда встречаю Фрэнка. Он долго приставал, просился выступить на семинаре. Мы договорились. И в конце декабря пришел Фрэнк на занятия, и вместе с ним пришло сто человек неформальных объединенцев, настолько неформальных и настолько объединенцев, что мои олухи, троглодиты и девушки забились по углам, а пришедшие с Фрэнком валялись на полу, курили, входили, выходили и плевали на руководителя. А Фрэнк... Унты стоптанные на каблуках, рваные джинсы, волосня с перхотью ниже плеч и глаза в разные стороны. Бледное, серое лицо и высокий, гадкий, бесовский голос мучает блюз:

- Свобода есть, свобода пить, свобода! Свобода спать с кем хочешь из народа... - или:

- Я - бич, бич!..

Автостоп, хипповые прокламации про то, как он, такой-сякой, не так уродился и прочая антимилитаристская окрошка с психоневрологическим уклоном.

Всего час бесовских игр, завораживающих, затягивающих в черную воронку без дна...

Для того я и нарушаю трудовую дисциплину кочегара, чтобы на улице Рубинштейна встретиться с троглодитами и девушками в скромной аудитории. Я иду от Владимирской по Загородному. Витрины магазинов занавешены льдом, и прохожие в меховых, шерстяных драпировках спешат, не глядя друг на друга. Но и радужную надежду вселяют холода - может, разом, словно динозавры давно, вымрут в городе панки и иже с ними, разгуливающие и в ледяном январе без шапок.

Действительно холодно. Я надел на себя все, чем обладаю из одежды, но все равно приходится передвигаться почти бегом. И слава богу - ведь я опаздываю. Опаздываю всю жизнь. Где-то ведь на пирсе в Ораниенбауме огонь в топке моей занимается все сильнее, превращаясь в новую субстанцию огня-флогистона, и хотелось бы успеть вернуться до того, как перегорит уголь, улетучится в пространство тепло, а холод заморозит воду в трубах и разорвет трубы льдом, приговаривая ту часть меня, ведающую топкой, к ужасным дисциплинарно-административным карам.

Протискиваюсь в тугую дверь и поднимаюсь по сумрачной, скучно освещаемой лестнице. На втором этаже смолят никотин олухи, троглодиты, объединенцы и девушки. Здравствуйте, - я говорю, а они нестройно: Здравствуйте, - а девушка посмелее: Вот и учитель воскресной школы, говорит, а я: Правильно, - соглашаюсь. - Фрэнк, зараза, нас чуть не угробил. Воскрешать пора.