Джонатан Франзен - Дальний остров

Читая Манро, я прихожу в состояние тихого размышления о своей собственной жизни: о решениях, которые принял, о том, что сделал и чего не сделал, о том, что я за человек, о грядущей смерти. Она из той горстки писателей — иные из них живы, но большинство умерли, — о которых я думаю, когда говорю, что художественная литература — моя религия. Ибо, пока я погружен в тот или иной рассказ Манро, я отношусь к абсолютно вымышленному персонажу с таким же серьезным уважением и тихим братским интересом, с каким отношусь к себе в лучшие минуты своего человеческого бытия.

Сюжетное напряжение и чистота повествования хороши для читателя, но рецензенту они создают трудности. Достоинства сборника «Беглянка» так велики, что я не буду о нем здесь говорить. Ни цитированием, ни кратким пересказом я не смогу воздать книге должное. Воздать ей должное можно, прочтя ее.

Исполняя свой рецензентский долг, я лучше сделаю вот что: поговорю о последнем рассказе из предыдущего сборника Манро « Hateship, Friendship, Courtship, Loveship, Marriage » («Ненависть, дружба, ухаживание, любовь, брак»), вышедшего в 2001 году. Начну с анонса из одной фразы: женщина, у которой довольно рано проявилась болезнь Альцгеймера, поступает в учреждение для неизлечимо больных, и когда после тридцатидневного периода адаптации к ней позволяют приехать мужу, она не проявляет к нему интереса, потому что у нее среди пациентов появился «бойфренд».

Неплохая предпосылка для рассказа. Но вот что, прежде всего, придает ему отчетливые черты прозы Манро: много лет назад, в шестидесятые и семидесятые, Грант, муж героини, часто ей изменял. И сейчас впервые старый изменник сам становится жертвой измены. Побуждает ли это Гранта в конце концов раскаяться? Отнюдь нет. Чем ему запомнилось то время его жизни — это «огромной полнотой бытия». Он никогда не чувствовал себя более живым, чем обманывая жену Фиону. Ему, конечно, тяжело сейчас видеть откровенные нежности между Фионой, теперь к нему равнодушной, и ее «бойфрендом». Но ему еще тяжелее, когда жена «бойфренда» забирает его из учреждения домой. Фиона подавлена, Грант делит с ней ее подавленность.

И тут-то начинаешь понимать, в чем проблема с краткими изложениями рассказов Манро. Пытаюсь продолжить свой пересказ. Грант едет к жене «бойфренда», чтобы попросить ее время от времени привозить мужа в учреждение и давать ему возможность видеться с Фионой. И вот когда становится ясно: все то многообещающее, что вначале казалось главными темами рассказа, — болезнь Альцгеймера, супружеская неверность, поздняя любовь — не более чем подготовка; грандиозная кульминационная сцена — это разговор между Грантом и женой «бойфренда». Жена отказывается позволить мужу встречаться с Фионой. Под практическими доводами, которые она приводит, чувствуется недоброе морализаторство.

И тут моя попытка краткого пересказа проваливается окончательно: я не могу даже подступиться к тому, чтобы объяснить вам, в чем грандиозность этой сцены, если у вас нет конкретного, живого представления об этих двух персонажах, о том, как они говорят и думают. Жена — ее зовут Мэриан — человек более ограниченный, чем Грант. Она живет в прекрасном пригородном доме, где поддерживает безукоризненную чистоту, но, если муж вернется в учреждение, дом придется продать, чтобы оплачивать его пребывание там. Дом — вот что ей важно, а не сердечные дела. У нее не было в жизни тех преимуществ, экономических и эмоциональных, какие были у Гранта, и эта ее явная непривилегированность побуждает Гранта по пути домой предаться классическим для прозы Манро размышлениям:

[Этот разговор] напомнил ему те разговоры, что ему доводилось вести в своей собственной семье. Его дядья, другие родственники и, вероятно, даже мать думали так же, как Мэриан. И считали, что если другие люди думают иначе, то потому, что сами себе задурили голову, что легкая, обеспеченная жизнь и университетское образование помешали им набраться ума, позволили витать в облаках. Они, мол, потеряли связь с реальностью — образованные люди, литераторы, некоторые богатые люди, как, например, социалистически настроенная родня Фионы. Потеряли связь с реальностью — кто из-за незаслуженно свалившегося богатства, кто по своей природной глупости…

Что за недоумок, думает она, должно быть, о нем сейчас.

Столкновения с такими людьми вызывали у него чувство безнадежности, вызывали злость и даже чуть ли не отчаяние. Почему? Потому, что он не мог быть уверен, что устоит против такого человека, останется верен себе? Потому, что боялся, как бы правота в конце концов не оказалась за ними?