Эрик Лоран - Нефтяные магнаты - кто делает мировую политику

С 1941 года начинается настоящий позор: компания «ИГ Фарбен» оказывается связанной с обширной программой принудительных работ, миллионы насильно угнанных заключенных заставляют работать на немецкую военную машину. Именно в Освенциме руководители «ИГ Фарбен» сооружают огромный комплекс по производству синтетического бензина и каучука. И, что уж совсем ужасно, фирма производит в больших количествах «Циклон Б», газ, предназначенный для массового уничтожения узников концентрационных лагерей.

Обвиненная в военных преступлениях, фирма будет распущена. Возможно, союзникам в 1945 году и удалось стереть с вывесок покрывшее себя позором название «ИГ Фарбен», но трем ее дочерним фирмам — «Байер», «Хоехст», «БАСФ» — удается восстановить довоенную империю, создав самую мощную в мире химическую индустрию.

В 1941 году компания «Эксон» дважды подвергается обвинению со стороны американского Министерства юстиции, и некоторые эксперты, которые имеют доступ к делу, обвиняют нефтяного гиганта в том, что он снабжает Третий рейх производственными тайнами жизненной важности. Но огромный нажим, который оказывается на правительство влиятельными членами Конгресса, близкими к «Эксону», приводит к полюбовному соглашению: «Эксон», получившую гигантские прибыли благодаря своему сотрудничеству с нацистами, приговаривают к штрафу… в 50 000 долларов.

Один газетный корреспондент в связи с этим решением спросил у президента Трумэна, считает ли он тайные соглашения между «Эксон» и «ИГ Фарбен» предательством. Ответ главы американской исполнительной власти однозначен: «Да, конечно, чем вы хотите, чтобы он был». Но этот вердикт не мешает размаху первой нефтяной фирмы. Через пятнадцать лет после окончания Второй мировой войны она контролирует более пятой части мирового рынка нефти и располагает 126 танкерами, то есть самым большим частным флотом в мире, превосходящим флот таких государств, как Швеция, Испания, Дания, и такого уютного домика для выгодной регистрации судов, как Панама.

К 1945 году американская нефть играет решающую роль в победе союзников, как и к 1918 году: 68 % мировой нефти в течение пяти военных лет добывалось в США. Эта цифра заставляет критиков умолкнуть и позволяет забыть о циничной двойной игре, иногда совершенно непростительной, которой предавались эти компании.

Я понял, какую решающую роль сыграла нефть в мировой войны, благодаря двум встречам, которые произошли с интервалом в один год: с одним нацистским лидером и с одним демократом, который, к несчастью, не понял, что мир после войны изменился. Два главных действующих лица одной трагедии, чьи свидетельства меня глубоко поразили.

1972 год. Я выхожу из поезда на вокзале в Гейдельберге, это мое первое путешествие в Германию. Мне двадцать пять лет, и эта страна остается для меня загадкой, бездной и постоянным вопросом: почему произошла эта смертельная глупость и как она могла произойти? Впервые в истории человечества режим, поддерживаемый партией народа, возжелал произвести настоящую хирургическую операцию, попытавшись стереть с лица земли евреев и цыган.

Такси подвозит меня ко входу большого городского дома, находящегося немного в стороне от города. Пожилая женщина с седыми волосами, одетая в брюки и шерстяную кофту, открывает мне дверь и ведет меня в маленькую приемную, где стоят три кресла из темного дерева с цветными подушками. Стены комнаты оклеены цветными обоями. «Мой муж прибудет через минуту», — говорит женщина. Я замечаю пару студентов, спускающихся по лестнице с верхнего этажа; она ловит мой взгляд и говорит с тяжелым вздохом: «Да, мы вынуждены сдавать комнаты, времена для нас сейчас нелегкие». Я озадачен этими словами, произнесенными жалобным тоном, и их невероятным неприличием. Это говорит жена Альберта Шпеера, любимца Гитлера, который был его личным архитектором, доверенным лицом, затем министром вооружений и военной промышленности Третьего рейха.

Шпеер, которого судили в Нюрнберге вместе с другими высшими нацистскими чинами, вышел в 1966 году из берлинской тюрьмы Шпандау, где он оставался единственным узником, не считая Рудольфа Гесса. Он погрузился в редактирование своих «Мемуаров», которые только что вышли и стали превосходной иллюстрацией к словам одного известного юмориста: «Я никогда не напишу своих воспоминаний, мне нечего скрывать». А у Шпеера было.