Жните, девки,
Жнейте, не сидите,
Да поймайте коня в жите!
Общая слава: Бороде, Богоматушке и Снопу
И шёл козёл по мяже,
Дивовался бороде.
Чия это борода,
Чёрным шёлком увита,
Сытой–мёдом полита?
Эй, Вольгушка, не ляжи,
А бородушку оближи! [28] Либо такой куплет: Ты, дивчина, не гуляй — Бородушку отмотай!
Я и так не ляжу,
Всё бородушку лижу.
Ай Мати, Богомать,
Ходи бороду обжинать Дорогей своей рукой,
Золотым своим серпом.
Что кисейным рукавом.
В нас сягодня спорыня [29] Сноп
Йна звалилась с кореня.
И со нивушки долой,
К нам домовушка пришла,
Честь и славу принесла.
Слава!
Наша Матушка богата,
У неё кичка рогата,
А в ушах у ней серёжки,
В подолах у ней мерёжки.
А рубашки‑то льняные,
Алым шёлком расшитые.
Она дитятко качает,
К себе жнецов поджидает.
Пришли жнеи молодые,
У них серпы золотые.
Накормила, напоила,
Счастьем–долей одарила.
И шёл козёл по меже,
Дивовался, что (у) козы.
Диво, дивовался!
Дивовалася коза,
Что болтается (у) козла.
Диво, дивовалась!
Вода, воздух, земля — все застыло в последней, мучительной попытке остановить время, продлить уходящий миг солнечного покоя… В распахнутую по–над гранью миров дверь, не оглядываясь, один за другим уходят Боги, оставляя мир во власти зимней Мари и леденящей мудрости Вещего…
…Дивная сказка — ой, да ветер играет в листве,
Весел и ласков, мягко стелется под ноги мне;
В Сердце Покоя, всё в мозаике солнечных дней,
Русло иное показал мне Владыка Теней.
Матушка–мати, обернувшись, взмахнула рукой,
Солнышко рядит Жизнь живую в звенящий покой,
Тёплою тенью тлеет — греет на Той стороне,
Сонное Время, потянувшись, застыло во мне…
Шагом неспешным по–над краем недолго шагать,
В мир бесконечный пробирается Холод опять,
Ты ж для проклятой, той алкавшей Покоя души,
Матушка–мати, златотканый свой свод задержи.
Тропы мощёны опадающей живью ветвей,
Снова знакомо сладко–пьяно головке моей,
Солнцем прозрачным заплетает — искрит ясный взгляд,
Кровью горячей заливаются руки — дрожат.
Вновь, понемногу, по–над краем иду, не спеша,
Сколь же, о Боги, гибкой ивою ветром дрожать,
Кров одинокий златой нитью сплетённых ветвей
Теплить, о Боги, той ли песней — Любовью моей?
Сколь же, о Боги — но боюсь я услышать ответ,
К Дому с Дороги тороплюсь не одну сотню лет,
Домом зову я беспокойную ярую синь;
Где же найду я свод бревенчат, что с Небом един? …
Навзничь — на землю — ощутить трепетанье корней,
Плечи согреет златотканая ласка ветвей;
Матушка — мати, я рукою сжимаю твою,
Шагом единым вдаль, за грань, проникаю — пою…
(М. Грашина. «О календарях».)
Осеннее Равноденствие, кельтский Мабон, или Альбан Эль- вед, праздник второго, а в некоторых землях и первого урожая. Срединная точка осени, точка равновесия между светом и тьмой (день опять равен ночи), точка последнего вздоха Солнца и Света перед началом тёмной стороны года, когда боги готовятся уйти из мира до Коляды. Между этой точкой и следующим Бельтаном не будет радостных праздников соития и свадеб, не будет встреч Бога и Богини в плодоносящих, живородящих ипостасях; Смерть, родившаяся на Купалу, потихоньку вступает в свои права. Отсюда и до Коляды ночь и тьма будут нарастать, а день — убывать. Знак Осеннего равноденствия — стилизованное умирающее растение. В Асатру на этот праздник поминают Фрея, а также Бальдера и Нанну; у скандинавов это праздник Нахождения зимы.
Для славян Осеннее Равноденствие, Осенина — Праздник благодарения. Встреча Осенины, щедрой и вознаграждающей Богини. Урожай собран — Мать–Земля принесла плоды. Осенний покой, снисходящий на собранные поля и пока зеленую листву, кажется счастливым сном разрешившейся от бремени матери. Скоро, совсем скоро предстоит Матери убраться прощальным золотым убором — и проводить своих детей во взрослую жизнь, за край Ночи. И самой удалиться на отдых. Стать другой.
Читать дальше