Кристиан Бейл - Смертельный гамбит. Кто убивает кумиров?

Какой же она была, Норма Джим Бейкер? Ее веселая матушка Глэдис Монро Бейкер хотя и была замужем, но предпочитала не обременять себя моралью и вела раскованный образ жизни, веселясь с мужчинами на всю катушку. Ребенок ей мешал, потому в годик с небольшим она пристроила Норму в одну семью с пуританскими нравами и лишь время от времени навещала малышку, покупая ей мороженое и красивые платья на деньги, подаренные любовниками. Пола Богендер — женщина, которая стала для будущей звезды временной матерью — придерживалась строгих правил и не любила, когда Норма выделялась среди ее детей обновками. Поэтому, стоило

Глэдис уйти, наряд пропадал в недрах огромного шкафа. Девочка очень боялась приемную маму, но не жаловалась. В 1932 году родная мать решила взять Норму домой. И тот год был самым счастливым в ее жизни. Она начала бегать к маме на работу (Глэдис работала монтажницей на киностудии) и впервые попала в мир кино. Раскрыв рот, смотрела на искусственные носы и накладные парики, на ненастоящий снег, кровь из свеклы и влюблялась в то, что все самое страшное происходит понарошку.

Кстати, психиатр, который впоследствии наблюдал историю болезни Глэдис, сделал такую заметку в ее медицинской карте:

Норма. Слишком эмоциональный ребенок. Нуждается в повышенной опеке. Склонность к посттравматическим расстройствам на базе обширной родовой травмы. Рекомендовано прекратить прием седативных препаратов из-за склонности к зависимости.

Эта запись сделана в 1938 году, когда мать девочки находилась в глубокой депрессии, а врачи подозревали у нее первую стадию шизофрении. Норма ходила с мамой на прием к профессору Кацу и, устроившись с ногами в кресле, иногда комментировала наблюдения доктора.

Я как-то беседовал с одной медсестрой, оказавшейся рядом, когда профессор был вынужден вежливо, но настойчиво попросить девчонку выйти вон из кабинета. Тогда я собирал материал для фильма о Мерилин, и редактор посоветовал поговорить с одной пожилой леди, приходившей к нам в редакцию шумно ругаться с авторами отдела «Красота и Здоровье». Леди оказалась столь интеллигентна на вид и сыпала такими отборными ругательствами, что я, признаться, струхнул. Редактор же просто распахнул дверь и громко позвал:

— Мама, Бейл хочет поговорить с тобой.

— Ничего себе, — подумал я, — эта леди еще и мать нашего редактора!.. И стал рыться в памяти, пытаясь вспомнить, не ляпнул ли чего-либо непочтительного про эту даму. Она вошла в кабинет главного и недовольно посмотрела на меня пронзительными голубыми глазами. За стеклышками очков скрывался такой удивительно теплый и доброжелательный взгляд, что я растерялся.

— Мэм, — я неуверенно улыбнулся и пожал протянутую руку. Главный покатывался со смеху в кресле. Я уже мстительно сыпал ему за шиворот лед.

— Мама, Бейл — отличный мужик, просто, как и все, тебя, кажется, побаивается так, что поджилки трясутся. Я тут время от времени намекаю, что ты спонсор, чтобы ребята не скучали и активнее делали свою работу.

Теперь пришла моя очередь торжествовать, потому что «мама-спонсор» без излишних разговоров подошла к главному и отвесила ему подзатыльник. Я опустил голову, чтобы не показывать улыбку. Главный покраснел и, потирая затылок, буркнул:

— Рукоприкладство — это необязательная норма человеческих отношений.

Мама, видимо, осталась равнодушна к сыновней эскападе, поэтому повернулась ко мне и сказала:

— Пригласите меня на кофе, не будем же мы говорить прямо тут.

Я смутился и запрыгал вокруг нее не хуже горного козла. Короче, мы вышли из кабинета, оставив главного потирать затылок, и пошли в кафе. Просто поговорить. Потом меня пригласили на ужин. А уж на третью встречу мы наконец заговорили о Норме.

— Она была очень нервной девочкой, — начала миссис Эйр, — и действительно ходила с матерью на эти лечебные сеансы. Я тогда училась на первом курсе Медицинской академии, и у меня случилась подработка у доктора Каца в приемной. Не хотела, если честно, у него оставаться — психиатрия меня никогда не интересовала, но, когда я поговорила с Джин.

Я молча добавил миссис Эйр кофе.

— Вы знали, что ей нравилось, когда ее называли Джин? — спросила меня собеседница.

Я отрицательно покачал головой.

— Джин, причем желательно, чтобы имя звучало как Джейн. Знаете, почему? — взгляд из-под очков был требовательным.

Я снова расписался в абсолютной неосведомленности.

— Вы что не читали книгу о Тарзане? (Едкая ирония.)