«Но что это?»…
Через мгновение уже похолодела Марья, прижала в ужасе руку к груди. Потому что камера вдруг намертво прицепилась к молоденькому лейтенанту, который подбежал вплотную к трибунам и, расставив широко ноги, зло и жестоко начал палить по трибуне, на которой египетский вождь, его министры, а рядом с ними и нежная черноглазая женщина.
Следом высоко взвились обломки камней и щепы на трибуне. Вождь тут же уронил себя на скамью. Женщина, как розовокрылая птица, мгновенно кинулась к нему. Но ее оттащили. Подхватили и бездыханное тело вождя, побежали с носилками куда-то вдаль, где уже не вернуть ему жизнь, ибо ни капли судьбы в нем не осталось.
Молодые сильные лейтенанты в танках мгновенно прервали ее, лишь одной обоймой из тяжелых снарядов оборвав политическую волю самых высших и мало кому в будни видимых сил.
В одну минуту эти лихие люди прервали Историю, в одну минуту в мире многое изменилось. Наверно, полетели какие-то межгосударственные договора, без мундиров оказались неведомые Марье правители. К лучшему ли это? Жизнь покажет. Но главное, наверное, в том, что вот так внезапно прерван какой-то, видимо, для многих жителей древней земли очень неприятный, неприемлемый исторический ход.
В той южной стране, как показала камера далее, на самой главной ее площади поднялся невероятный крик, шум, гам. Упал из-за выстрелов не только вождь. Пулями в тот момент скосило многих его министров. Взметнулись скамейки, повалились перегородки. И диктор заморский сообщил: «Анвар Садат скончался от ран через два часа».
— А парни? С парнями-то, с лейтенантами что? — нервно спросила у телевизионного работника Марья, но увидела уже сама: скрутили им руки, одному, другому…
«Неужели теперь им из-за диктатора погибать? — встревожилась она и обозлилась на покойного президента: — У, замазанный пуп!».
Но отчего-то мелкнула еще и другая мысль.
«Может, и замазанный, но и он же человек…»
Большими ножницами чикнула продавщица по куску бязи, покрутила с минуту в ладонях этот спешный в изготовлении платок и… заплакала.
«Парней-то жалко. Какие смелые ребята! С утра ведь знали, что на смерть идут. Пока я тут с макаронами, они уже все наперед знали».
Потом Марье стало жалко их жен, задумалась, каково им сейчас?
«Впрочем, может, лучше с героем прожить хоть один год? Ведь это мужики, настоящие мужики!.. Но… герои ли?»
Опять промелькнули в памяти кадры: трибуна и женщина, розовокрылой птицей упавшая на тело мужа, руки которого уже никогда не обнимут ее теплую шею, не погладят ее блестящих черных волос, не замрут его пальцы в них еще хотя бы на одно мгновение.
— А ее разве не жалко? — спросила себя Марья, поняв, что жена покойного президента уже никогда не будет нежной и молодой. Они, лейтенанты, убили не только ее мужчину, но и их любовь.
Вытерла Марья глаза, открыв настежь окно, подышала свежим воздухом, повела плечом и вздохнула.
«Мало на земле мужиков, мало… — думала грустно она. — Войнами их уносит, ребячьи хвори хуже одолевают, легче им сгинуть от безрассудства. От курева, водки, от собственной дури. Мало мужиков. И только… Но зачем же среди них еще и такие, которые вьются по земле худыми тенями? И такими они скверными оказываются иногда для бабьего люда, что кажутся германцами на родной земле. Оттого и видится, будто их в жизни еще меньше. А жаль!»
Замерла на мгновение Марья около окна, потянулась в тишине, благо весь мир нынче на лугах, а не в деревне, присела на табурет и уснула.
Шумели в это время за магазином сосны, метался под потолком потерявший свои травы шмель, а она неслась по какому-то длинному лазоревому коридору к центру Вселенной, в которой любовь жива до конца дней, а радости… будто воздуха, безгранично. И так легко дышалось ей по всем уголкам этого мира, что вовсе не хотелось улетать из его несбыточно мягкой необъятности.
— Мань, открой, где ты? — стучала в это время в дверь магазина Раенка. — Новость имею…
Но только ли соседка стучалась в это мгновение в ее жизнь?
Охранная бабья грамота уже навсегда, даже во сне, упрятана была у нее под кофточкой. И только в этой грамоте, в этой уже отвоеванной у хаоса людских отношений еще не рожденной жизни, в этой самой драгоценной материнской грамоте и прописан тот свод законов, по которому все в судьбе женщины решается по-человечески. Тех законов, которые чаще всего и мужчину, вопреки его вечному охотничьему инстинкту, вынуждают считаться с естественным, хотя и не всегда желанным для него ходом жизни.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу