Александр Усовский - Кто развязал Вторую Мировую? Настоящие «поджигатели войны»

Это как встреча с девушкой, которую беззаветно любил в далекой юности. Писал ей стихи, гулял с ней по ночам, назначал свидания, думал о ней ежеминутно, мечтал о предстоящей встрече и, не успев еще толком распрощаться, тут же начинал тосковать по ее глазам, по запаху ее волос, по мягкой нежности ее кожи.

А потом ты ее потерял — она вышла замуж за военного моряка иуехала в далекий приморский город. Потому что капитан третьего ранга, командир какой-то там БЧ на крейсере — это серьезно, солидно; это — квартира, положение, оклад. А у тебя? Ты нищий поэт, студент, босяк У тебя ничего нет — кроме стопки стихов, посвященных ей.

И твой мир рушится.

Потом, как в детском калейдоскопе — мелькают годы, женщины, города и страны, заботы, хлопоты, житейская круговерть.

И вдруг — встречаешь ее через пятнадцать лет.

У тебя — семья, жена, дети, дом, работа. У тебя — все в порядке, ты устроен в жизни, и все тебе кажется хорошо. Пока случайно в переходе метро ты не встречаешь ее.

Сначала ты не веришь своим глазам — она почти не изменилась! Такая же стройная, красивая, потрясающе эффектная — как пятнадцать лет назад. Ты отступаешь в изумлении — и она не сразу, но все же узнает тебя. Ласково, но немного устало улыбается, протягивает руку... И ты понимаешь, что эти пятнадцать лет и для нее не прошли даром. Сеточка морщинок у когда-то безумно любимых глаз. И затаившееся в их глубине едва уловимое горе.

Да, узнала. Нет, не забыла. Живу потихоньку. Нет, не замужем. Нет, не развелась. Погиб при аварии на крейсере. Давно. Осталась дочка и квартира в теперьуже чужой стране.

И ты молчишь. Потому что тебе нечего сказать.

Она — не твоя. И не будет твоей никогда. У нее свой мир, в который она тебя не пустит. Потому что и ее горе, и ее радости принадлежат только ей, и никому больше.

И ты растерянно прощаешься, зачем-то записываешь номер телефона, по которому никогда не станешь звонить...

Моя Польша умерла. В этот славный апрельский день понимаешь это вдруг резко и отчетливо. Ее больше не будет никогда — она ушла вместе с моей юностью, ушла в небытие, и никогда мне в нее не вернуться — как невозможно вернуть молодость.

Я встаю, отряхиваю несуществующую пыль с брюк, не торопясь, иду вдоль кирпичной стены Ста-рего Мяста. Родные места! Вот здесь мы гуляли с

Элей, вот под этими часами безостановочно, по полчаса, целовались. С этой трамвайной остановки она уезжала к себе, на Клепарж. А по этой торговой улице — кажется, Кармелитской? — не помню, как она называлась тогда, — я шел к своей общаге.

По магазинам?Да ну их в баню! Нет, свернем-ка направо, к Барбакану. Полюбуемся на памятник Владиславу Ягайле, на героев Грюнвалъда. У нас осталось слишком много общего, чтобы вдруг так, с лету, забыть об этом.

Вечереет. Апрель, но все еще холодно. Народ в куртках, плащах—хотя трава уже ярко-зеленая, живая.

Вот и Барбакан. Когда уже закончат его ремонт? В мою студенческую юность его уже, кажется, ремонтировали — неужто до сих пор ковыряются? Или по новой начали?

Стоп!

Этого не может быть.

Таня, ты видишь? Или у меня галлюцинации?

На сером бетонном, начинающем зарастать мхом постаменте — четыре красные гвоздики.

Что это было? Это был памятник, Таня. Памятник маршалу Коневу. Человеку, спасшему Краков.

Кто его убрал? Не знаю, не помню. Поляки?

Нет. Его убрали не поляки — это я точно знаю. Поляки на это неспособны — они ведь наши братья, хотя и двоюродные; они помнят, что этот человек сделал для Польши, и никогда бы не учинили такую подлость.

А что значат эти цветы?

А это значит, что моя Польша — настоящая Польша, Польша порядочных людей, честных и мужественных, благородных мужчин и прекрасных женщин, Польша, которую я любил когда-то, — эта Польша жива! Просто очень трудно сегодня ее разглядеть сквозь толстый слой европейского грима, что старательно кладут на ее прекрасное лицо люди, именующие себя «польской элитой».

Моя Польша жива! Четыре красных гвоздики на постаменте снесенного в смутные времена памятника маршалу Коневу говорят об этом лучше всяких слов.

Пусть она живет вечно!

Правительство СССР и Германское Правительство после распада бывшего Польского государства рассматривают исключительно как свою задачу восстановить мир и порядок на этой территории и обеспечить народам, живущим там, мирное существование, соответствующее их национальным особенностям. С этой целью они пришли к соглашению в следующем: