журнал Русская жизнь - Русский бог (декабрь 2007)

В результате всеэмигрантское празднование юбилея достигло той степени пошлости и умиления, что не сравнить парижские торжества с параллельными московскими было уже невозможно. И там, и здесь национальный культ перерастал в пародию на самого себя и становился угрожающим. Недаром наиболее чувствительные люди бежали от этих самодовольных фанфар: Бунин в юбилейный день просто сказался больным и не явился в президиум. Не видели в зале Плейель и Ходасевича и как раз ему приписывали продолжение пушкинской эпиграммы:

Авторство Ходасевича, признаемся, весьма сомнительно: добавление к пушкинскому тексту неуклюжее.

Центральный Пушкинский комитет был образован в Париже в феврале 1935 года. Во главе его президиума встал адвокат Василий Маклаков (председатель Русского эмигрантского комитета при Лиге Наций), его товарищами выбрали историка и публициста Павла Милюкова, общественного деятеля Михаила Федорова и писателя Ивана Бунина. За два года подготовки к празднованию в Комитет вошли многие видные деятели эмиграции, преимущественно парижане: Георгий Адамович, Константин Бальмонт, Александр Бенуа, Владимир Бурцев, Мария Германова, Зинаида Гиппиус, Дмитрий Мережковский, Сергей Рахманинов, Марина Цветаева, всего 60 человек.

«Всемирным Пушкинскимкомитетом, - вспоминал С.Лифарь, - была выработана программа-тип чествования Пушкина, и эта программа была разослана во все местные комитеты. Она легла в основу всех местных Пушкинских торжеств. По просьбе местных комитетов им были высланы все необходимые материалы: речи Достоевского, Тургенева, Ключевского, посвященные Пушкину статьи французских писателей, специально написанные к юбилею статьи русских писателей Б. К. Зайцева, А. П. Ладинского и других, партитуры и ноты опер и романсов на пушкинские темы и слова. Композитор Дукельский, по моей просьбе, написал оперу „Барышня-крестьянка“, но, к сожалению, поставить ее в театре мне не удалось».

Но Ходасевич от всего этого уклонился: «…ни в каких заседаниях, собраниях, концертах, ни в каких „пушкинских“ номерах газет и журналов не участвую - ибо нет моих сил преодолеть отвращение к эмигрантской пошлятине, разведенной вокруг Пушкина» (письмо Альфреду Бему, 4 февраля 1937 г.).

И в другом письме А. Бему, также найденном Рашитом Янгировым: «Дело в том, что в комитете сидит человек сорок, из которых читали Пушкина четверо: Гофман, Лозинский, Кульман и Ваш покорный слуга. Читали его, впрочем, еще двое: Бурцев и Тыркова, - но от этого у них в головах произошел только совершенный кавардак. И вот - вздумали непременно издавать Пушкина (…) Начались ужасы. Шмелев и Зайцев объявили, что без «Вишни» они Пушкина не мыслят. М. М. Федоров заявил, что даже те стихотворения, которые Пушкину заведомо не принадлежат, но к которым «мы привыкли, как к пушкинским», - должны быть включены. Милюков сказал:»Не печатать же полностью какие-нибудь «Повести Белкина»: довольно и парочки«. Самый вопрос о принадлежности Пушкину тех или иных вещей он же предложил решать по демократическому принципу - большинством голосов» (6 ноября 1935 г.).

Центральный сюжет письма Ходасевича Лозинскому посвящен не осуществленному проекту Пушкинского Комитета - возведению памятника поэту в Париже. Было выбрано и согласовано с городскими властями даже место для него - Эспланада Инвалидов. Журнал «Иллюстрированная Россия» приводил на своей обложке эскиз монумента (скульптор А. Гюрджан, архитектор И. Фидлер), но сговориться об увековечении Пушкина в бронзе оказалось еще непосильней, чем прийти к согласованию состава юбилейного однотомника, и тут желчность Ходасевича, его многими воспетый «муравьиный спирт» проступили наружу. Не последнюю роль в срыве проекта установки пушкинского памятника сыграло, по ходившим тогда слухам, советское посольство, старавшееся монополизировать все, связанное с «государственными» фигурами русской истории.

Chateau de Prieure a Baillon Asniers sur Oise (SO)

Милостивый Государь Григорий Леонидович! Честь имею сообщить, что сего дня полученные произведения блистательного пера Вашего исторгли обильные слезы возхищения из очей моих. Самую мысль что-либо возразить на драгоценные сии строки почел бы я не иначе как святотатством.

При сей оказии дерзаю присовокупить, что мудрые мысли, как набросать было Вам благоугодно в предыдущем Письме Вашем, проникли в самое мое сердце. Покойный генерал-аншеф Абрам Петрович Ганнибал родом был из той части Абиссинии, где ефиопы в глубокой древности смешались с иудеями. Многие родичи славного сего места и по сей день исповедают веру иудейскую.