журнал Русская жизнь - Русский бог (декабрь 2007)

Второе нападение было совершено уже на следующий день, 23 июля. Немцы учли ошибки и применили новую тактику - кидали бомбы с недосягаемой для зениток высоты в 7000 метров. Зажигалки сыпались тысячами, однако дежурящие на чердаках граждане не давали разгораться крупным пожарам (заметим, что жилая застройка Москвы в ту пору была на 70 % деревянной). Одна из фугасных бомб взорвалась на углу Воздвиженки и Арбатской площади. Народ бросился к станции метро, на лестницах образовалась давка, в которой пострадало несколько десятков человек. В дальнейшем эвакуация проводилась более организованно, многие москвичи вообще предпочитали ночевать в бомбоубежищах.

Активно действовали аварийно-восстановительные полки. Характерна в этом отношении и история с памятником Тимирязеву у Никитских ворот. Бомба не только сбросила его с постамента, но и разнесла на части. Согласно свидетельствам очевидцев, голова статуи залетела в окно стоящего напротив жилого дома (того, в котором также располагался Кинотеатр повторного фильма). Однако к вечеру следующего дня памятник стоял на месте целым - за исключением царапин на пьедестале, хорошо видимых и сегодня. А берлинское радио тем временем отчитывалось об успехах: «Кремль и все вокзалы разрушены. Красной площади не существует. Москва вступила в фазу уничтожения…»

Москва быстро привыкла к осадному положению, город жил обычной жизнью - работали магазины, кинотеатры, на улице Горького продолжалась реализация сталинского Генплана - аккуратно двигали вниз по переулку помилованный градостроителями старинный дом, на фасаде которого латынью была выведена надпись: «В Боге надежда моя» - тоже ведь совпадение. Жизнь в городе, пожалуй, стала даже более оживленной, поскольку все были при деле. Но и предельно напряженной, настороженной - как в муравейнике, почуявшем приближение бури. Как писала в своем дневнике одна москвичка: «Люди, приезжающие с фронта, говорят, что здесь находиться страшнее, чем на фронте, так как здесь все неожиданно, и не знаешь, где будет сброшена бомба».

Горожанам особенно запомнилась непроглядная чернота осадных ночей - горят только те фонари, которые оснащены синими лампами, окна затянуты специальной черной бумагой или одеялами. Управление наружным освещением было централизовано, что позволяло во время тревоги погрузить весь город во тьму чуть ли не движением единственного рубильника. Но во время налетов небо загоралось десятками ослепительных блуждающих лучей, вылавливающих из темноты вражеские самолеты. Поперек основных улиц - ежи, мешки с песком - полная готовность к ведению уличных боев. А специальные саперные отряды тем временем тихо минируют крупные стратегические объекты, которые ни при каких обстоятельствах не должны достаться врагу - именно отсюда появилась загадочная тонна взрывчатки, обнаруженная под фундаментом гостиницы «Москва» при ее сносе.

Еще одна важнейшая деталь быта тех дней - сирены и черные громкоговорители, дважды (почему именно дважды?) изрекавшие: «Граждане, воздушная тревога!», и потом еще дважды обратное, что отобразилось в знаменитом высказывании пятилетней девочки: «Я люблю маму, папу и сигнал „отбой“». Бомбоубежища, организованные в подвалах зданий и на станциях метро. Жильцы были приписаны к ближайшим, и тут уж как кому повезет - степень надежности этих убежищ была разной. В метро вообще пускали лишь женщин и детей до 12 лет, остальных только при наличии свободныхмест. И здесь, конечно же, нельзя не помянуть о знаменитом праздничном заседании правительства на станции «Маяковская», 6 ноября 1941 года. Как говорят, по окончании официальной части мероприятия был фуршет - в припаркованных на станции вагонах раздавали бутылочное пиво с баранками.

Всего Москва пережила 134 налета. 24 ноября 1941 года подчиненные наркома внутренних дел Берии докладывали шефу, что с начала бомбежек на столицу сброшено 1521 фугасных и 56620 зажигательных бомб, в результате чего 1327 человек убиты и 1931 тяжело ранены, уничтожено 402 жилых дома, разрушено 22 промышленных объекта. Однако после этого налеты продолжались еще полгода…

Таким образом, не вызывает сомнения, что здесь, в ясном московском небе, была одержана одна из важнейших побед в истории Второй мировой. Стань Москва второй Герникой, возможно, и не была бы потеряна Россия, но все-таки, все-таки… И как ни странно, ни одного внятного памятника этим невероятным событиям в столице до сих пор нет. (Казахскому мыслителю Абаю Кунанбаеву есть, а этим событиям - нет!) В Лондоне места разрывов немецких бомб отмечены лаконичными медными табличками на тротуарах улиц. А у нас лучшим монументом героям воздушного фронта служит дом № 10 по Моховой, из которого летом 1941-го бомбой выбило среднюю секцию. А потом так оно и осталось - два отдельных корпуса, в брешь между которыми открывается роскошный вид на спасенный Кремль.