журнал Русская жизнь - Россия - Европа (март 2008)

Чечня в составе России, Чечня во главе с промосковским президентом - об этом же многие мечтали и в девяносто четвертом, и в двухтысячном. Почему же сейчас никто не радуется?

Главными героями последней предвыборной недели оказались не кандидаты в президенты, а двое журналистов, сотрудники журнала «Нью таймс» - Наталья Морарь и Илья Барабанов. О том, что случилось с Морарь в декабре прошлого года, мы уже писали - ее, гражданку Молдавии, не пустили в Россию после заграничного пресс-тура, она была вынуждена улететь в Кишинев, а редакция «Нью таймс» начала шумно добиваться объяснений от российских госструктур по поводу того, на каком основании журналистку не пускают в Россию.

Так эта история выглядела до последней недели февраля, а потом началась вторая серия - Морарь в Кишиневе вышла замуж за своего сослуживца Барабанова, молодожены улетели в Москву, но в аэропорту Наталье (и этого стоило ожидать) опять не разрешили пересечь российскую границу, Барабанов отказался покидать свою молодую жену (в какой-то момент им даже пришлось связаться друг с другом ремнем - чтобы пограничники не смогли их разлучить), журналисты просидели в домодедовском терминале три дня, а потом у Морарь начались проблемы со здоровьем, и ей пришлось улететь обратно.

Активность вокруг этой истории, проявленная редакцией «Нью таймс», ее идеологом Евгенией Альбац и сочувствующими гражданами (среди последних выделялся политик Немцов и некто Кабанов, бывший чекист, в последние годы специализирующийся на участии в странных медиакампаниях), выглядела настолько пошло и опереточно, что полностью перечеркивала все сочувствие, какое изначально могла вызвать история молодой женщины, прожившей всю сознательную жизнь в Москве и вдруг отправленной в ссылку только за то, что ей выпало работать в «сливном» издании. Слушать и читать камлания борцов за нашу и вашу свободу («Их берут измором! Они могут лишиться мобильной связи!») было то смешно, то тошно, и какой бы основательной ни была личная симпатия к пострадавшим, распространить ее на Альбац и прочих участников шоу было выше моих сил. И, наверное, рано или поздно мне бы пришлось сказать по поводу всей этой истории что-нибудь такое, на что и сама Морарь, и особенно ее муж, отличающийся большим по сравнению с ней радикализмом, смертельно бы на меня обиделись и начали бы мне нерукоподавать. Наверное, так бы все и случилось, но выручила, как уж не раз бывало, лояльная общественность - за те три дня, что Морарь и Барабанов просидели в Домодедове, о них было столько сказано и написано («оставаясь иностранной гражданкой, она занималась политической деятельностью, в том числе связанной с нарушениями общественного порядка», «чтобы неповадно было», «у российского государства нет обязанности привечать тех, кто намерен с ним бороться», «государство нельзя трогать руками»), что тема закрылась сама собой. Профессиональные охранители, комментируя историю Морарь, напридумывали унтер-пришибеевских лозунгов на годы вперед. Реакция этих «защитников государства», выглядящая омерзительнее и, что более важно, подлее камланий либералов, вариантов не оставляет - в этой истории нужно быть на стороне Морарь. Хотя бы для того, чтобы не быть на стороне «вот этих».

Ох, знали бы вы, как неприятно выстраивать свою позицию «от противного».

Функционера молодежного движения «Оборона» (это такие подростки - восемь или десять человек, которые постоянно против чего-нибудь митингуют) Олега Козловского освободили из армии. Формулировка достаточно неуклюжая, но по-другому и не скажешь - именно освободили, поскольку применительно к Козловскому призыв на службу в вооруженные силы был именно лишением свободы, а не собственно призывом. То есть, конечно, он подлежал призыву, конечно, у него что-то было не в порядке с документами на военной кафедре, которую он то ли закончил (как говорили его сторонники), то ли нет (на чем настаивали его оппоненты). Но таких «полупризывников» в любом вагоне метро - четверо из пяти, а военкомату понадобился именно Козловский и именно прошлой осенью, за месяц до парламентских выборов.

Это, впрочем, тоже не было бы достаточным аргументом в пользу того, что Козловского призвали по политическим мотивам. Мало ли кого и каким образом призывают, искать в каждом случае политический мотив - занятие глупое, а если учесть, что у российской оппозиции есть замечательное свойство относиться к своим проблемам с гораздо большей заинтересованностью, чем к проблемам своего электората («Они не знали, кто мой отец!» - возмущалась дочка сатирика Шендеровича, когда ее на несколько часов забрали в отделение милиции после какого-то митинга), то «дело Козловского» выглядело и вовсе сомнительно. Нет, оппозиционеры в этом деле с самого начала выглядели весьма сомнительно. Но, как часто бывает, решающий вклад в правоту защитников Козловского внесло само государство.