Угрожающий Копьем оказался прав. Он объяснял мне про пиесу до поздней ночи, но чем дольше объяснял, тем меньше я понимал. Я задал ему вопросов больше, чем чешуек у гремучей змеи, однако его ответы ставили меня в тупик. Прошло много времени, прежде чем я хоть в чем-то разобрался.
Случалось ли тебе ребенком воображать себя воином, или вождем, или, быть может, знахарем, а потом выдумывать для себя, воображаемого, всякие небылицы и приключения? А у твоих сестренок, наверное, были куклы, которым они давали имена, разговаривали с ними и так далее? Или...
Нет, лучше попытаюсь по-другому. Разве у твоего народа нет танцев, вроде нашего Танца медведей, когда человек подражает повадкам зверя? И разве ваши воины в танцах вокруг костра не разыгрывают свои недавние подвиги, не показывают, как они убивали врагов или прокрадывались в чужие поселения, - и разве не стараются при этом, чтобы все выглядело красивее и достойнее, чем происходило на деле? У нас такое тоже бывает.
Ну вот, эта самая пиеса отчасти похожа на подобные танцы, а отчасти на детские выдумки. Люди переодеваются в причудливые наряды и притворяются другими людьми - делают то или это - и так пересказывают целую длинную историю.
Да, взрослые люди. Да, на глазах у всех.
Но, понимаешь, это не танец. Иногда они немножко поют и танцуют, однако по большей части просто говорят. И машут руками, и корчат гримасы, а то прикидываются, что убивают друг друга. Убивают довольно часто. Наверное, это взамен наших военных плясок.
Удивительно, чего можно добиться в пиесе! Угрожающий Копьем был подлинным искусником в этом деле - таким искусникам присваивается особое имя "акттиор" - и мог заставить тебя увидеть кого и что угодно. Он мог подражать манерам, голосу, движениям любого мужчины и даже женщины так точно, что казалось - он и впрямь воплотился в того, кому подражает. Он мог прямо на твоих глазах превратиться в Большого Ножа, то ворчащего, то рычащего на других и беспрерывно помахивающего боевой дубинкой. Он мог подделать смешную походку Черного Лиса, мог шевелить бровями, как Кузнечик, мог, как Тсигейю, скрестить руки на груди и сверлить взглядом тех, кого невзлюбил. Он мог даже изобразить, как Барсук ссорится со своей тускароркой, представляясь попеременно то им, то ею и подделывая оба голоса. Помню, я хохотал так, что у меня заболели ребра.
Однако учти еще вот что. Те, кого зовут акттиор, не просто говорят слова и совершают действия, какие им вздумается, подобно детям или танцорам. Нет, им все известно заранее, каждый акттиор знает, какие слова сказать и какие действия предпринять, одно за другим. Разумеется, тут нужна хорошая память. Им же надо запомнить не меньше, чем главе Танца первого початка.
И чтобы помочь им в этом, один человек записывает все по порядку значками. Такая задача считается, по-видимому, очень почетной. Бледнолицый сообщил, что его самого признали достойным подобной чести совсем недавно, за две-три зимы до того, как он покинул родную страну. Тут и добавить нечего. Я давно понял, что он дидахнвуизги, но даже не догадывался, что такого высокого полета.
Сперва я намеревался сочинить легкую увлекательную комедию, наподобие моей прежней - "Бесплодные усилия любви"; но, увы, выяснилось, что мое остроумие истощилось от несчастий, выпавших мне на долю. Тогда я передумал в пользу пьесы про принца Датского; ее написал Томас Кид, а мне незадолго перед тем, как покинуть Лондон, поручили переделать ее для нашей труппы, и я нередко говорил Ричарду Бербеджу, что сам бы я написал лучше. Итак, я начал и молю Господа, чтобы сумел закончить, мою собственную трагедию о принце Гамлете {Принято считать, что шекспировский "Гамлет" создан в 1601 году. Сюжет известен с XII века, а в конце 1580-х была написана английская дошекспировская версия, и большинство исследователей приписывают ее Томасу Киду (1558-1594). Ричард Бербедж (1567-1619) - друг Шекспира, один из самых знаменитых актеров своего времени.}.
Я спросил, какие именно истории его народ пересказывает столь необычным образом. Это меня всегда занимало - можно узнать немало про любое племя из рассказов, какие оно предпочитает. Например, из сказок маскоги о Кролике, или из нашей сказки о Детях Грома, или... в общем, ты меня понял.
Сам не знаю, на что я надеялся. К тому дню мне следовало бы уже усвоить, что у бледнолицых все не так, как на всем остальном свете.
Для начала он принялся рассказывать мне о сне, который привиделся кому-то в летнюю ночь. Звучало неплохо, пока вдруг не выяснилось, что во сне спящему явился маленький народец! Я тут же остановил рассказчика: о чем-о чем, а о них вообще не говорят. Мне было жаль несчастного, который имел неосторожность увидеть их во сне, но ему уже не поможешь.
Читать дальше