Ив Сэджвик - Пруст, или чулан как спектакль (Эпистемология чулана, Глава 5)

"Но внезапно мы наталкиваемся, в середине Тетради 6 и в середине Тетради 7, ... на две серии разработок, чуждых как роману 1908 года, так и работе о Сент-Беве: разрозненные фрагменты, чье объединение [позднее] сформирует главу, озаглавленную "La Race maudite" ... и первые отрывки, посвященные "ядрышку" Вердюренов. Наконец в середине Тетради 7 мы можем вычитать решающий признак - возникновение барона де Шарлю, представленного здесь под именем де Герси [M. de Guercy]; и в этот же момент мы открываем для себя безымянный пляж".

Как подытоживает Риверс, "Бардеш показывает, что эти эксперименты с гомосексуальностью как литературной темой придали работе Пруста "новую ориентацию". И он приходит к выводу, что именно в это время Пруст "начинает понимать, что из этих фрагментов он может сделать книгу"".[9]

Если "La Race maudite" редуктивна и сентиментальна, с одной стороны, и все же, с другой стороны, стала центром катализации - единственным, как мы видим - для большого труда, к которому такие эпитеты обычно не применяются, то стоит присмотреться, а что же на самом деле мы говорим и делаем, когда ими пользуемся. "Редуктивная" наводит на мысль об отношении части к целому, где часть как будто бы претендует на адекватную репрезентацию целого через простую количественную конденсацию (как густая подливка к жаркому); однако несколько негативная форма прилагательного в то же время как бы уличает эту часть в однобокости или качественном отличии [от целого]. Как описание "Введения к мужеженщинам" в отношении к целому A la recherche, [такая характеристика] примечательным образом соответствует тому, что я описывала ранее как нерасторжимое и некогерентное сочетание в этом веке концептуальных неконгруэнтностей между миноритизующим и универсализующим взглядами на гомосексуальное определение. То есть глава, что материализует и кристаллизует как принцип [построения] персонажей "вторичный, и, в некотором смысле, разве что анекдотический вопрос о 'сексуальном предпочтении'", по необходимости репрезентирует неправильно, все ж таки репрезентируя (всякая тематизация здесь "банальная тематизация") то, что более универсальным и потому иным образом рассеяно повсюду как нарративный потенциал. Однако особенность, характерная черта и действующий импульс этого диффузного рассеяния неявным образом, но зависит от базового для него потенциала банальной тематизации; тогда как сама банальная тематизация (как в форме главы о "мужеженщинах", так и в теле де Шарлю) демонстрирует, - тогда, когда она это неконтролируемо передает, - чистую репрезентационную тревогу своей редуктивной компактификации.

Однако же, несмотря на то, что "La Race maudite" почти всегда и всюду воспринимается как дистилляция определенной миноритизующей, гендерно-транзитивной парадигмы извращения в его чистейшей форме, тем не менее она кишит разными версиями тех же противоречий, что ее окружают. Например, она чувствительна к различию между целью и объектом: "Одни из них {извращенцев} ... равнодушны к чувственной стороне наслаждения: им важно соотнести получаемое ими наслаждение с лицом мужчины. Другим ... непременно требуется локализация чувственного наслаждения" (С 645 / СГ 35).[10] И снова, в том же предложении, в котором рассказчик описывает извращенцев как таких, у которых вырабатываются - хотя и вследствие гонений - "физические и моральные особенности расы", он также предлагает некоторые элементы историзирующего конструктивистского подхода к гомосексуальной идентичности. Извращенцам, говорит он,

"доставляет удовольствие напомнить, что и Сократ был один из них ... забывая о том, что понятие ненормальности не существовало в те времена, когда гомосексуальность являлась нормой ... что только позор рождает преступление, ибо благодаря ему выживают только те, в ком никакая проповедь, никакие примеры, никакие кары не могли побороть врожденной наклонности, которая из-за своей необычности {tellement speciale} сильнее отталкивает других людей ... чем ... пороки более понятные ... с точки зрения обыкновенного человека". (С 639 / СГ 30-31)

Однако к концу главы нам дают понять, что несмотря на всю необычность, tellement speciale, эти "исключительные" существа "весьма многочисленны" "Если кто может сосчитать песок морской, то и потомство {их} сочтено будет" (С 654-55 / СГ 42). Более того, рассказчик чуть ли не осмеливается открыть читателю, что его миноритизующий подход объясняет также "нахальные" мотивы и чувства самозащиты, именно вследствие которых рассказчик (сам?) может предлагать и фальшиво миноритизующий взгляд на сексуально извращенных: