И все же на этот раз несовпадение нашего, внутриредакционного, отношения к читательскому письму и общего эха читательской массы было особенно поразительным.
Вот оно, это письмо:
«Лет десять назад я сдавала экзамен в вуз, недобрала одного балла. Готовилась день и ночь, поступала снова. И — сдала все на „отлично“, стала студенткой. Сейчас у меня высшее образование, годы идут, и чем дальше, тем больше воспоминания об абитуриентских временах становятся романтическими: труд, борьба, первая в жизни значительная победа! Но из каких это сейчас далеких времен! Труд? Борьба? Вижу ироническую улыбку некоего семнадцатилетнего: „Мне папа репетитора хорошего нанял — вот и все решение проблемы…“ Что самое плохое в явлении репетиторства: „разорение“ родителей? развращение юных? создание непреодолимых трудностей для тех, кто не может (или не хочет!) нанять репетитора и не выдерживает конкурсной борьбы?
Только ведь я не об этом…
Два года назад репетиторством занялся мой муж — человек увлекающийся. Мы тогда ждали ребенка, я не работала — кто осудит за приработок?
Появились у нас деньги, а с ними и новые друзья — из „репетиторского мира“. Три с полтиной за час? „Что ты, старик, меньше четырех уже никто не берет!“ Индивидуальные занятия? „Да сажай ты их рядами и читай лекцию — тебе же выгодней, а доходы — в пять-шесть раз выше!“
Прошло два года, прошли временные трудности, оба работаем, нормальная зарплата, в будущем ожидается ее увеличение.
— Да зачем нам это увеличение, — заявляет мне как-то муж, — когда с одного занятия можно рублей 50–60 принести? Много? Да что ты, вот, говорят, один репетитор не 5 человек, а 25 за один раз в рядок сажает, но, правда, подешевле берет: рубля два в час…
Между прочим, в год такие занятия обходятся одному абитуриенту „всего“ в 700 рублей.
Короче — планы и снова планы. Новые объявления, новые телефонные звонки, привычные ответы: „У меня времени в обрез!“ Для того, чтобы набить цену. И — новые объявления, подсчеты будущих доходов.
До недавнего времени муж несколько лет не мог найти работу по душе, которой хотел бы заниматься всю жизнь. В этом году — вот удача! — нашлась работа, та самая. Да только до нее ли теперь? Так, между делом, если время останется. Времени же в обрез.
А летом? Море, лес, грибы, ягоды? Да вы с ума сошли! Летом — сезон! Сезон, ясно? Уборочная страда! Это значит — целыми днями с утра до вечера он в лихорадке конвейерного репетиторства!
Раньше мы всегда загадывали вперед. Через два года? Ребенок уже „топ-топ“ будет! Через пять лет? Пожалуй, успею работу интересную опубликовать… Сейчас мечты другие. Через десять лет? „О! — восхищенно вырывается у мужа. — Через десять лет я — экстраклассным репетитором буду!!!“ Все течет, мечты меняются.
Пытаюсь с ним говорить, он в ответ: „Для тебя, для семьи же стараюсь“. Да, деньги он в дом несет. Но они для меня — как яма: в нее канула моя прежняя душевная близость с мужем.
Он даже в своих повадках изменился: стал жестким, напористым. Считает, что наконец-то научился добиваться успеха в жизни. Да-да, он считает себя преуспевающим. А я его — проигрывающим, если угодно — неудачником. Муж в восторге от того, что нашел, как он говорит, способ самоутверждения… А я… Может быть, я заблуждаюсь? Может быть, просто не понимаю, что такое сегодня — успех в жизни?
…В какое „чисто поле“ мне выйти, к кому взывать, крича из последних сил: „Остановите мужа! Верните мне его таким, каким он был до репетиторства: с небольшой зарплатой, да любимого!“
Хотя вряд ли ты нам поможешь, „ЛГ“. Мы уже почти совсем чужие. А он считает, что добился успеха».
Под письмом стояло имя: Л. Попова — имя, по-видимому, вымышленное, что естественно, если учесть узкосемейное, даже, пожалуй, интимное содержание этого послания. Лично я не особенно жалую людей, которые обращаются к широкой общественности с тревогами и заботами, которые должны быть частным делом личности. Я не особенно жалую их, хотя и понимаю холодным рассудком, что подобные письма утоляют извечную потребность в исповеди и бывают нередко формой уменьшения душевной боли: ведь то, что высказано, мучает душу меньше. Когда-то в нашем обществе письма, подобные этому, были рядовым явлением. Сегодня — они большая редкость: личность все больше ощущает и охраняет тайну собственного бытия. В этом, возможно, выражается рост этического самосознания и общества и отдельного человека. Все больше становится вопросов, которые люди решают наедине с собой, собственной душой, совестью.
Читать дальше