Кавказе — все за одного, а здесь — все на одного. А мне даже за Ерина и Грачева обидно. Почему вчера дружно лизали им задницы, а сегодня столь же дружно плюют в спину? Завтра утром придут суровые мужчины, погрузят в суровые воронки несколько тысяч самых смелых и говорливых, и страна опять провалится в глубокое молчание. Никто не заступится за увезенных, каждый будет думать о своей шкуре. Когда бьют по башке, это быстро отрезвляет.
— Видимо, вас, Юлий Соломонович, крепко били, раз вы запомнили те уроки на всю жизнь?
— Я не удостоился чести называться уличным хулиганом: у меня папа — профессор, мама — профессор, я был правильным интеллигентным еврейским мальчиком, но те уроки — да, запомнил. И удар держать научился. Раньше я безумно обижался, когда на меня наезжали в прессе. Особенно огорчался, что претензии были не по делу. Никак не мог понять: за что? А потом сообразил: один затаил камень за пазухой из-за того, что я ему билет на „Нику“ не в тот ряд дал, второй завидует моей удачливости, третий вообще никого не любит… Когда мне это открылось, я понял, что обижаться нелепо и даже глупо. Пусть пишут о гусманизации всей страны, о чем угодно — меня это больше не колышет.
— А гусманизация в чем заключается?
— Это один известный молдавский режиссер подобным образом отозвался о вручении призов последней „Ники“. Мол, Гусман сеет в народе дурновкусие и бескультурье, отдавая призы таким фильмам, как „Барышня-крестьянка“, „Мусульманин“ и „Особенности национальной охоты". Человек с легкостью навешивает другим ярлыки, выдает безапелляционные оценки, оскорбляет коллег.
— Извините, Юлий Соломонович, я не успеваю следить за вашей логикой: начинали вы с рассказа о кавказских традициях, потом вдруг перепрыгнули на Никины обиды.
— Да, я люблю растекаться мыслию по древу. Это называется ходом ассоциативного мышления, что, в принципе, присуще сумасшедшим.
— Вы еще и самокритичный товарищ. Или, может, это трезвая оценка из уст бывшего психиатра?
— Все люди делятся на шизоидов и на людей с маниакально-депрессивным синдромом. Первые всю жизнь упорно идут в однажды выбранном направлении. Из них в результате получаются гении или графоманы, ибо у тех и у других одна лишь в жизни страсть. Я знаю шизоидов — замечательных художников, писателей, журналистов. На них мысль о работе действует, как на маньяка вид пятнадцатилетней девочки с голой попкой. Глаза начинают блестеть, отделяется слюна. Маньяко-депрессанты реже рождают гениев. Эти люди разбрасываются, берутся за то, за се, им все интересно.
— И все же давайте, Юлий Соломонович, не будем углубляться в дебри психиатрии, поговорим о чем-нибудь более безопасном. В потоке сознания, который вы называете ассоциативным мышлением, я зацепился за фразу о суровых людях в суровых воронках. Как думаете, они за вами приехали бы?
— Все зависит от того, кто сидел бы за рулем. Ведь суровых товарищей в нашей стране хватает: это могут быть и левые, и правые, и националисты, и фашисты.
— Предлагаю рассмотреть варианты. Начнем, как водится, с коммунистов.
— Думаю, эти меня не тронули бы. Я утратил для них привлекательность. Когда-то, возможно, я входил в список главных врагов, но сегодня это не столь актуально. Если и забрали бы меня, то чисто профилактически и не в первый день. Конечно, осталась традиционная ненависть к гусманам, Соломоновичам и так далее, это чувство присуще и коммунистам, и фашистам, и демократам. Однако надо учитывать: если в течение ближайших пяти лет меня не заметут, то из категории жидовских морд я вполне могу перекочевать в когорту лучших, достойнейших представителей русского народа, где уже заняли свое место Майя Плисецкая, Михаил Ботвинник, Михаил Жванецкий, Григорий Горин, Аркадий Райкин, Исаак Дунаевский… Я себя не ставлю в один ряд… пока не ставлю.
Понимаете, есть определенная закономерность: если ты заметен, то и уязвим — до какого-то момента. Тебя бьют, толкают, обижают, наезжают. Ты отбиваешься и — растешь. Многие в этом процессе борьбы погибают — физически, химически, биологически, духовно, этнически, но те, кто проходят испытание, сразу попадают в разряд классиков. Вдруг оказывается, что их уже трогать нельзя. Скажем, Михаил Жванецкий и Алла Пугачева когда-то были страшно уязвимы для критики, а попробуй-ка сегодня сказать о них что-нибудь худое… Себе же дороже! Что бы ни сделали эти люди, все будет воспринято в высшей степени благожелательно. Максимум, что могут себе позволить самые бесстрашные хулители, это принципиально промолчать. И это здорово!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу