Эти фразы из «Трудно быть богом» помнит каждый, кто в 60-х впитывал их, как истину в последней инстанции, по-детски безоговорочно сострадая одинокому в арканарском аду Румате. Следующий шаг на пути отыскания искренних метафор — и, пожалуй, последний, потому как дальше уж просто некуда — сделал недавно в «Остромове» Дима Быков. Оказывается, «…К 1915 году вся развесистая конструкция, называвшаяся Россия, …была мертва». Большевики гальванизировали этот труп шоковым ударом, «…и труп пошел. Все песни его были песнями трупа, а беды и победы — горестями и радостями червей в трупе». А вот как им интерпретирован ход Второй мировой: «…Враг этот дал трупу такой удар, какого не выдержал бы никто из живых — но мертвец выдержал…» Даже, что называется, битые генералы вермахта, и те в своих бесчисленных самооправдательных мемуарах не додумались до такого простого объяснения своих европейских побед и российских поражений — а вот крупного прозаика и видного оппозиционера, знатока того, как нам обустроить Россию, осенило. Идейка, между прочим — цимес. Уж коли труп, так отчего бы не расчленить его на предмет изъятия органов для живых?
А это, если не кто не узнал влет — из «Лебедей».
Вот тоже удивительная судьба. Родился в Аргентине, в семье еврейских эмигрантов из России. В 26-ом году его отцу было предложено возглавить в СССР одну из кафедр Тимирязевской сельхозакадемии. Семья вернулась. Воевал, защищал Родину, с которой впервые свиделся в четырехлетнем возрасте, за каких-то пятнадцать лет до гитлеровского нашествия…
Ахиезер А. С. Цит. соч. С. 544. В слове прощания «Памяти Александра Самойловича Ахиезера» то, что ныне принято называть бэкграундом личности, описывается, в частности, так: «Столичный житель, сын интеллигентных родителей (отец окончил киевский университет как юрист, работал в Германии, затем в редакции „Правды“, владел одиннадцатью языками), но жили в страшной бедности, фактически в нищете. Детство и юность прошли в знаменитых московских коммуналках с их пестрым населением и фантастическим бытом. Судьба забросила в российскую глубинку, которую знал не понаслышке: жил во время войны в колхозе, на Урале, в Васильсурске среди марийцев, мать ходила в городском пальто с модным тогда каракулевым воротником и в лаптях» ( http://www.demoscope.ru/weekly/2007/0305/nauka01.php). Не могу не привлечь внимания читателей к тому, что откровения о советском дерьме произносил сыну, получается, работник главного органа печати партии большевиков. Сам же Александр Самойлович создавал свой эпохальный труд (едва не погибший в 82-ом году из-за обысков и конфискаций), будучи штатным сотрудником Института международного рабочего движения и, надо думать, именно там получая зарплату… Парадокс? Профанация? Проституция?
Еще раз убеждаешься, что психология определяет политические убеждения, а отнюдь не наоборот. Видимо, в позднем СССР социальные лифты внутри элиты были организованы так, что эффективно делать карьеру можно было, только вылизывая вышестоящий сапог. Поменьше своих глубоких идей, побольше исполнительности. Это было вбитой на рефлекторный уровень неотъемлемой составляющей любой активности. И вот, добравшись до высшего в стране поста, ставропольский механизатор вдруг растерялся: ну нет выше него в стране сапога! Что делать-то со страной и с народом? Кто подскажет? Кто научит? К кому подлаживаться? Кому надо нравиться, чтобы чувствовать себя полноценным? Кто будет тянуть дальше в поднебесье? И ближайший сапог обнаружился только за океаном…
По прошествии трех лет не могу не добавить, что капитализм, до сих очень плохо принимаемый и, прямо скажем, отторгаемый российской культурной традицией, до сих пор критикуется, к сожалению, только из прошлого. Против современной системы, при которой все грезы, помыслы и мотивации человека крутятся вокруг успеха и наживы, не слышно ни единого слова, прозвучавшего бы из будущего. Громадный пласт российской культуры, на котором, в сущности, и стоит наша идентичность, а значит, и все побуждения к верности, бескорыстию, жертвенности, патриотизму, семейным ценностям и вообще всему, что делает человека человеком и предохраняет его от превращения в хихикающего постмодерниста, которому все до фени — до сих пор остается косным, вязким, не адаптируемым к реалиям XXI века. И происходит это именно из-за отсутствия внятно сформулированных альтернатив капитализму, которые сводились бы не к «вернуть», но к «пойти дальше и выше». Кто, кроме фантаста, может это сделать? «Поэт и гражданин», что ли?
Читать дальше