Денис Драгунский - Отнимать и подглядывать

Справедливость – вот спусковой крючок будущих перемен, не сулящих быстрого завершения. Это верно и для отдельных стран, и для глобализованного мира. Демократия, принесенная имперскими цивилизаторами на пользу «покоренным угрюмым племенам», сыграла с Белым Человеком жестокую шутку. Бывшие колонии говорят с бывшими метрополиями на общем языке, на языке избирательного права и парламентской процедуры, а теперь и на языке прав человека, толерантности, сохранения этнической, культурной и религиозной идентичности. Возразить нечего, потому что это язык европейской либеральной культуры.

Они (Азия, Африка, Латинская Америка и наши европейско-американские маргиналы) требуют немногого – всего лишь справедливости. То есть чтобы их пропустили в лучшую жизнь без лишних вопросов. Поскольку в прошлом они от нас натерпелись.

Мы (Европа, США и Канада, и в особенности крепкий средний класс) не против справедливости. Но мы в это понятие включаем шлагбаумы на дорогах. Надо иметь пропускное свидетельство, а оно стоит денег. Но денег нет.

И все опять начинается по Клейсту. Настойчивые поиски справедливости уводят с торной дороги права в бездонное и бескрайнее мировое подполье. Туда, где в стычках и сговорах полевых командиров, криминальных лидеров и прочей нелегитимной публики кроится и сшивается на живую нитку новая государственность – национальная и, самое главное, транснациональная. Так сказать, «мировое сообщество – 2».

Не случайно письмо, где предсказывалось будущее саксонской династии, оказалось в руках Кольхааса, и не случайно он его проглотил перед смертью, не показав никому. Знание будущего и само будущее принадлежат Кольхаасу. Он символически проглатывает правящую династию, уничтожая и вместе с тем делая частью своего тела, – то есть переформировывает государство по собственным меркам.

Но откуда взялась старуха-цыганка с письмом о будущем, откуда взялся человек, передавший Кольхаасу записку с предупреждением, и почему эта записка подписана именем умершей жены Кольхааса? Кажется, что Клейст здесь предсказал существование подпольных (так и хочется сказать – партизанских) сетей. Имя жены – еще проще. Подпольные мятежники, как правило, создают вокруг себя ауру бессмертия.

Клейст предсказал еще одну очень важную вещь: религиозное обновленчество как существенную часть агрессивных социальных движений. Кольхаас и его жена – ревностные лютеране, хотя Лютер начал проповедовать совсем недавно. Но религиозность Кольхааса жестока. «Пусть Бог не простит меня так же, как я не прощаю юнкера Тронку», – говорит он, отправляясь в поход, и называет себя посланцем Михаила и Мечом Бога.

После казни Кольхааса курфюрст Бранденбургский посвятил его детей в рыцари и отправил учиться. Это был символический акт интеграции незаконных вооруженных формирований в существующую государственность, путь к национальному примирению. Шире – попытка интегрировать отчаянных искателей справедливости в этот несовершенный, но дифференцированный мир – возможно, смягчив тем самым будущие конфликты.

Кольхаас говорит, что государство его отторгло, потому что лишило защиты. Поэтому-то он ведет с ним войну.

Лютер возражает: государство в принципе не может кого-то отторгнуть, ибо каждый человек есть член государства по определению. Он считает, что в злоключениях Кольхааса виноваты судейские чиновники и нерадивые государевы слуги, а сам император тут ни при чем. Что-то слышится родное…

Но у Клейста государство описано во всей красе сумбурных чиновничьих совещаний. Государство – это не что-то могучее и всеобъемлющее, как убежден Лютер. Это люди, суетливые, не очень умные, но зато знающие собственную выгоду и умеющие порадеть родному человечку. То есть интересы государства – это на самом деле чьи-то личные интересы.

Старая задача снова на повестке дня. Необходимо доказать, что современное государство может эффективно управлять шлагбаумом на дороге свободы. Что справедливость есть результат независимого судебного решения, а не бросок напролом и не подкуп.

Но что такое «доказать»?

«Хотя термин “доказательство” является едва ли не самым главным в математике, он не имеет точного определения и во всей его полноте принадлежит математике не более, чем психологии: ведь доказательство – это просто рассуждение, убеждающее нас настолько, что с его помощью мы готовы убеждать других».