Борис Джонсон - Лондон по Джонсону. О людях, которые сделали город, который сделал мир

Это был призыв к мятежу. Это было богохульство. Уилкса предал один из его печатников, человек по имени Карри, которому заплатили, чтобы он передал несколько компрометирующих корректур. Потерпев неудачу с лордом судьей Праттом, король и его министры разродились дерзким и беспрецедентным планом — предать Уилкса суду одновременно и в палате общин, и в палате лордов. «Поразительно, что Уилкс продолжает дерзить, — хмыкнул король, — когда его конец так близок». Король лично обращался к членам парламента, чтобы судить парламентария Джона Уилкса за мятежную и опасную клевету. Это было нарушением его правового статуса, поэтому непостижимо и достойно сожаления, что парламентарии склонились перед монаршим давлением.

При обсуждении, которое проходило с невероятной помпой, один за другим выступавшие вставали, чтобы представить Уилкса и № 45 чудовищами. Газета была лживой, клеветнической, бунтарской, скандальной, оскорбительной, и, как прохрипел один из них, «она стремилась отдалить любовь народа». Хуже всего для Уилкса был тот момент, когда на своих подагрических ногах с трудом поднялся Питт — Питт, под чьими знаменами сражался Уилкс, Питт, ради которого он поругался с Бутом, — и присоединился к общему осуждению North Briton. По соседству, в палате лордов, правительство расставило, как они надеялись, решающую ловушку.

Их светлости в замешательстве наблюдали, как тощий епископ Уорбуртон поднялся, чтобы заявить, что он был оклеветан Уилксом в неприличной поэме. Пока он говорил, копии этого текста, свежеотпечатанные по приказу министров, раздавались дрожащим лордам. Следующим поднялся лорд Сэндвич, тот, который изобрел быстрый ланч, состоящий из куска мяса между двух ломтей хлеба. Сэндвич когда-то был приятелем Уилкса по Hellfire Club, но они поссорились из-за одной из его шуток (которая, как считается, включала демонстрацию бабуина с наставленными рогами), и сейчас его переполняло негодование.

Разразился сущий ад, когда он начал читать: «Встань, моя Фанни, и забудь про суету и тлен. Пусть утро даст нам радость от измен. Давай (ведь жизнь лишь пара сладких трахов, дальше смерть). Поговорим…», и так далее и так далее.

Некоторым лордам пришлось покинуть палату, чтобы привести себя в чувство. Другие сочли, что странно видеть, как о морали рассуждает лорд Сэндвич. Кто-то сказал, это все равно что встретить дьявола, проповедующего против греха, и в начале казалось, что оба эти парламентских суда успеха не добьются. Людей отталкивала низость правительства во всем этом деле: подкуп слуги джентльмена, чтобы он предал его по делу о непристойной поэме, а затем, что было верхом абсурдности, печатание большего количества экземпляров поэмы, чем это сделал сам Уилкс.

Карри за его предательство смешали с грязью, и позже он покончил с собой. Один из парламентариев, жертва Уилкса, потребовал сатисфакции на дуэли, и, когда он выстрелом ранил Уилкса в пах, утвердилось общее и небезосновательное подозрение, что это была попытка убийства со стороны истеблишмента. Когда общественный палач попытался исполнить эдикт палаты общин и сжечь экземпляр № 45, ему помешала возбужденная толпа. Они выхватили газету и избили констеблей, которые попытались вмешаться. Возможно, чувствуя настроение общества, суды теперь осуждали правительство и постановили, что «общие ордера» незаконны.

Королевским курьерам запрещалось проводить произвольные аресты или произвольные захваты частной собственности. Публичные появления короля теперь встречало молчание, а когда он появился в театре, его встретили крики «Уилкс и свобода!». Но решающим был крутой разворот Питта. Уилкса изгнали из парламента 19 января 1764 года, когда он навещал в Париже свою дочь.

В обоих судах присяжные неохотно обвинили его в клевете за публикацию North Briton и «Эссе о женщине», и, так как он не явился на объявление приговора, он был объявлен вне закона. Он больше не мог подавать иски. Он не мог пользоваться защитой закона. Его могли арестовать в любой момент, его мог без предупреждения застрелить шериф. Но что ему до того? Он находился в Париже со своей любимой дочерью Полли, и из него сделали героя. Для интеллектуалов предреволюционной Франции Уилкс был героем, человеком, который бросил вызов короне и победил. Король Франции мог заявить: «L’état, c’est moi» — «Государство — это я». Ни один король Англии не мог и мечтать сказать такое, именно из-за того, что Уилкс сделал с «общими ордерами». Когда он покидал Париж, он совершал большое турне. Он встречался с Вольтером в Женеве, его принимал в Риме великий ученый Иоганн Иоахим Винкельман. Однажды он обедал с Босуэллом, который нашел Уилкса в отличном расположении духа. Объясняя свое состояние, он признался, использовав библейскую цитату: «Благодарю небеса за то, что подарили мне любовь женщин. Не многим дают они благородную страсть похотения».