Борис Джонсон - Лондон по Джонсону. О людях, которые сделали город, который сделал мир

Как пренебрежительно говорит Гамлет своему соученику, студенту Виттенберга, когда они ищут призрак: «Есть многое в природе, друг Горацио, Что и не снилось нашим мудрецам».

Известна знаменитая путаница в хронологии: Шекспир упоминает часы в Риме времен Юлия Цезаря, когда их быть не могло. Но у его публики не было наручных часов, они не знали о функции сердца и легких, они не знали, почему яблоко падает с дерева вниз, к центру Земли, и им было трудно находить путь в океане без понятия о долготе.

Когда в начале XVII века они шли домой через Лондонский мост после трехчасового шекспировского спектакля, они видели мир, который технологически мало отличался от мира короля Иоанна за четыре века до этого. Конечно же изменилась мода, и люди носили круглые гофрированные воротники, и хвастались брекетами, и курили трубки, набитые табаком из Нового Света, но их дома по обеим сторонам реки все еще отапливались углем и дровами, а нечистоты уборных сбрасывали прямо в реку, баржи внизу приводили в движение не чем иным, как мышечной силой, и ужасные мертвые головы все еще торчали на шестах.

Голландец по имени Петер Моррис установил на мосту водяной насос, который при помощи лопастей поднимал воду из реки, — чем вряд ли можно было удивить Аль-Джазари, установившего подобное приспособление в Дамаске в XII веке. Дома, улицы, санитарное состояние, транспортная система — почти все было еще устроено, как в Средневековье.

Но лондонские купцы становились все более предприимчивыми и конкурентоспособными и требовали все лучших технологий. Время — деньги, и им понадобились хронометры, более эффективные, чем примитивные устройства на веревочках. Им понадобились мушкеты получше, чтобы стрелять в упорствующих аборигенов; им нужны были компасы получше, чтобы их корабли не тонули.

«Знание — сила», — говорил Бэкон и настаивал на создании Министерства науки. Хоть он и не писал пьес Шекспира, как мне кажется, но ко времени своей смерти в 1621 году своей энергией и энтузиазмом он проложил путь научной революции XVII столетия.

Именно научная революция, которая, в свою очередь, привела к промышленной революции, стремительно вознесла Англию выше всех конкурентов и превратила Лондон в столицу мировой империи.

А научную революцию толкала вперед та же самая сила, что и шекспировский театр, — сумасшедшая жажда славы, признания и денег, которую испытывала кучка очень амбициозных лондонцев.

Честолюбие рождает гигантов — таких как Марло и Шекспир. Так же возник и еще один выдающийся талант, которого потомки чуть не позабыли насовсем.

Величайший изобретатель, о котором вы никогда не слышали

К среде 5 сентября 1666 года все было кончено. Огонь угас, как будто боги пресытились своим пиром разрушения. Не было больше средневекового Лондона. Впервые за 1600 лет Лондон встретил наконец врага более мощного, чем нормандцы, датчане, саксонцы, — человека, который в одиночку сжег дотла больше зданий и уничтожил больше источников средств к существованию, чем сама Боудикка.

Это был мистер Томас Фарринер, пекарь из переулка Паддинг-лейн, который поставил в печь противень булочек и забыл про них. Но, боюсь, по тупоумию и некомпетентности он и в подметки не годится сэру Томасу Блудворту, лорд-мэру Лондона.

В воскресенье утром пожар в Паддинг-лейн, по меркам того времени, еще не представлял собой ничего особенного — и тут на место событий прибыла эта большая муниципальная шишка, сэр Томас Блудворт. Там он застал спор. Констебли хотели остановить распространение огня обычным способом — растащить смежные здания пожарными баграми. Арендаторы были против. Поскольку владельцев домов никак не могли найти, сэр Томас Блудворт решил, что все это как-то уж слишком сложно. Он распорядился, чтобы констебли продолжали тушить ведрами воды.

«Тьфу, — сказал он, отворачиваясь, чтобы уйти, — здесь тушить нечего — баба пописает и затушит». В течение следующих двух дней пожар все расползался, а горожане как будто оцепенели от отчаяния. Огонь, как зверь, прыгал с крыши на крышу, прятался под соломенной кровлей, а потом вырывался наружу и неожиданно нападал на пожарников из засады.

Вторник 4 сентября стал, наверное, худшим днем: пламя наконец достигло тысяч книг и рукописей, которые хранились в подвалах собора Св. Павла. Камни обветшалой средневековой постройки выстреливали, как ядра, а свинец с крыши тек по улицам, как вода.