Юрий Поляков - Государственная недостаточность. Сборник интервью

– Как бы вы ответили на вопрос «о чем эта книга?» нашему читателю, который отличается от собирательного портрета аудитории «Аншлага»?

– «Грибной царь» – это социально-психологическая драма, в которой я прослеживаю судьбу советского человека, пытающегося победить постсоветское время. Причем судьба современника интересует меня в разных проявлениях – это и его бизнес, и семья, и любовные перипетии, и та нравственная цена, которую он платит за приспособление к изменившейся, «оподлевшей» жизни. Мой вывод таков: цена эта непомерно высока, я оставляю героя в страшном, почти гибельном состоянии, когда он просто нравственно уничтожил сам себя. Но, как говорил Толстой, чтобы узнать, о чем роман «Анна Каренина», надо его прочитать.

«Новая газета», № 74, 2005 г.

Маленький человек – не только герой русской литературы, но и ее читатель. В прошлом номере «Новой» мы опубликовали отрывки из романа Юрия Полякова «Грибной царь». Хотя это не детектив, не фэнтези и, уж конечно, не «женский роман», «Грибной царь» является лидером продаж в московских книжных магазинах, конкурируя именно с образчиками этих популярных жанров. Сам Поляков не считает, что серьезность намерений писателя в отношениях с музой исключает занимательность и увлекательность текста.

Обязательно ли остросюжетность делает произведение «попсой»? А с другой стороны – все ли, что мы причисляем к масскульту, неконкурентоспособно художественно и эстетически? В рубрике «Штрих-код» мы начинаем разговор о массовой культуре не для того, чтобы с гримасой «неформатности» подсчитывать, кто почем продался идолам рынка. Нам интересно рассмотреть, из каких осколков сложено потребительское зеркало, от которого уже не получится отвернуться. Потому что одним из синонимов слова «массовый» следует признать «современный».

В Европе и США массовую культуру изучают уже лет тридцать – от интернет-торговли до фан-клубов. Как объективную метеорологическую карту народной культуры, как прогноз социальных муссонов и ураганов.

Но есть критерии цены и ценности, есть культура и массовая культура. Мы хотим отделить Гарри Поттера от Тани Гроттер, телесериалы Бортко от безглазых нянь, casual – от Оксаны Робски. Затыкая уши, чтобы не слышать хит из каждого ларька, всегда рискуешь оказаться героем (очень рейтингового, кстати) спектакля «Кислород». Этот герой не слышал слов «Не убий». Потому что был в плеере. Об этом и не только – наш разговор с писателем Юрием ПОЛЯКОВЫМ.

– В последние годы мы имеем дело с изменившейся российской реальностью, за которой современная русская литература долгое время не поспевала. Теперь наконец-то нагнала, но часто кажется, что за актуальность этих текстов приходится расплачиваться их художественностью…

– Мне вовсе так не кажется. Просто в это десятилетие, в 90-е, под пристальным вниманием критики находилась как раз та литература, которая даже не пыталась оценить и отразить свое время, – я говорю о так называемых постмодернистских текстах. В то время как реалистическая литература серьезно занималась эпохой, выходили более или менее удачные повести и романы, которые читатель, кстати, давно заметил и которым отдает предпочтение… В читательском сознании эта литература укоренилась давно, а критика спохватилась только сейчас – стала ее замечать. Все мои вещи девяностых годов посвящены нашему странному времени: и «Небо падших», и «Козленок в молоке», и «Замыслил я побег…». «Козленок…» выдержал двадцать пять изданий, «…Побег» – десять. Так что это всего лишь навязанная иллюзия: отставание серьезной литературы…

– Вы автор не только популярных романов, но и киносценариев – например, к «Ворошиловскому стрелку» Говорухина. Чем, на ваш взгляд, объясняется тот факт, что в явлениях массовой культуры, в том числе в новейшем отечественном кино, обнаруживаются и серьезная интонация, и темы личного самоопределения, человеческой ответственности и исторической памяти – и даже попытки ответить на те вопросы, о которых сегодняшние интеллектуалы считают неприличным упоминать вслух?

– Это тоже иллюзия! Просто массовая культура на виду, и поэтому ее попытки, даже наивные и беспомощные, ответить на эти вопросы заметнее. Сама по себе массовая культура не создает собственных ценностей, она питается тем, что открывают в серьезных жанрах. Яркий пример – пушкинский сериал Парфенова на ТВ, где ведущий ходит по пушкинским местам в разных костюмах разных фирм, а в финальных титрах перечисляются все фирмы и бутики, которые ему помогали. Да, имена великих пушкинистов, чьи труды использованы при подготовке сценария и чьими словами говорит Парфенов, в титрах забывчиво не упомянуты, но это совсем не означает, что массовая культура в лице Парфенова – лучший пушкинист всех времен и народов. То же самое происходит и в драматургии, и в прозе…