Юрий Поляков - Государственная недостаточность. Сборник интервью

– Вы в своих интервью часто говорите, что ельцинский режим был антинародным. Путинский – вроде народный?

– Никто не спорит, что у нынешнего курса масса недостатков. Речь идет о том, что к ельцинскому режиму я был в непримиримой оппозиции, был родоначальником литературного антиельцинизма, потому что первое сатирическое изображение Ельцина (повесть «Апофегей») в отечественной литературе принадлежало мне. Что касается периода путинского, то, на мой взгляд, при всех сбоях это путь к восстановлению. Началась выработка государственной идеологии. Во всяком случае, над словом «патриотизм» в телеэфире смеяться перестали. Для меня это важно, потому что я считаю: патриотизм – иммунная система нации.

– Юрий Михайлович, раньше вы говорили о себе, что неверующий.

– А теперь вот стал верующим, точнее – сочувствующим. Период воцерковления у нашего поколения длительный, у меня он занял лет двадцать и еще не окончен. Мы воспитание получили советское, а значит, атеистическое. Поэтому сначала у меня был культурологический интерес к христианству, потом появилось понимание роли веры и православных ценностей в истории и современной жизни. Сейчас могу сказать: приблизился к вере. Впрочем, мистический религиозный трепет должен воспитываться с детства, тогда это естественно. А в этом удивительном феномене – «православно-советском» сознании – я еще постараюсь разобраться в моих будущих книгах.

– В вашей последней книге «Грибной царь» вы, насколько я знаю, «препарировали» нового русского. Что это за зверь?

– Накопление первичных капиталов, перераспределение, «прихватизация» – все это проходило драматично, в процесс были вовлечены люди совершенно разных нравственных уровней, интеллектуальных способностей, деловых качеств. Многие стали обладателями состояний совершенно случайно. Например, что такое директор банка при советской власти? Так, гонял государственные деньги, «безнал» туда-сюда. Вдруг банковское дело стало одним из самых значительных. А, допустим, академическая сфера, которая при советской власти была гипертрофирована, наоборот, отодвинулась на периферию. Основным достоянием академических руководителей стала не интеллектуальная собственность, а те помещения в центре Москвы. В каждом случае надо смотреть отдельно. Среди богатых есть откровенные мерзавцы, преступники. А есть неглупые люди, которые сумели воспользоваться случаем и минимально поступились нравственными принципами. Мой герой где-то между двумя этими крайностями. Как чаще всего в жизни и бывает.

– Массовая культура тоже объект ваших интересов?

– Массовая культура заслонила культуру высокопрофессиональную, и это плохо. Почему я должен слушать поющих «под фанеру» сомнительных певцов? Но вредит не само присутствие массовой культуры, скажем, на ТВ (оно неизбежно), а глобализация этого присутствия. То же самое происходит в литературе, когда ПИПы (персонифицированные издательские проекты) заслоняют серьезных писателей.

– Маринина, Донцова?

– Имя им легион. Названные вами авторы, кстати, лучшие из них. Одни ПИПы сами пишут. Другие даже и не сами. Была недавно книжная ярмарка: висят в основном портреты этих ПИПов. Живых классиков же, портрета Солженицына, допустим, Распутина или Искандера, я там не увидел. Это правильно? Это неправильно. Ведь все отлично понимают: есть литература, есть коммерческий проект. И будущим поколениям мы же не коммерческие проекты передадим. Они забываются, как только перестают приносить деньги. В отличие от настоящей литературы. То же самое и с музыкой. Приезжаю куда-нибудь за границу и всегда на радио в диапазоне FM нахожу классическую музыку. Попробуй-ка у нас сейчас найди на FM классику!

– А может, тем, кто продвигает серьезных авторов, действовать так же агрессивно, как тем, кто продвигает коммерческие проекты?

– Нужна не более агрессивная, а более профессиональная политика в продвижении. Серьезную литературу сделать коммерчески выгодной тоже возможно. Одна из проблем: серьезные писатели в эпоху социальных сломов ставят перед читателями болезненные вопросы. А в этом многие не заинтересованы: колоссальные социальные вивисекции и отъемы должны проходить под наркозом.

– Людей надо держать в одурманенном состоянии?

– Конечно! Люди, которые всерьез пытались говорить о ситуации в России, были убраны из активно пропагандируемой литературы и с телеэкранов. Давно вы видели серьезно размышляющего о жизни писателя на экране телевизора? Я лично – давно. О чем говорят писатели, которые появляются на экране? О ерунде. Какая у них кухня в новой квартире. Какую собаку они завели. И так далее. В общем, «Пока все дома»… Есть же и метафизические, вечные вопросы, о которых должны рассуждать люди мудрые, ученые. А про какую метафизику вам Филипп Киркоров расскажет?!