Юрий Поляков - Государственная недостаточность. Сборник интервью

Но я не боюсь предстать перед читателем в развитии. Мои ошибки, заблуждения, метания, обольщения, разочарования (а их в собранных интервью достаточно) происходят не от желания приспособиться, прильнуть, встроиться, а от стремления разобраться в том, «куда влечет нас рок событий?». В сущности, тот путь, который за минувшие тридцать лет проделал молодой «прогрессивный» прозаик, пытавшийся лечить советскую власть с помощью агрессивной правды, прошла и вся думающая часть нашего общества. Мы поняли: если на наручниках выгравировано слово «свобода», они от этого не перестают быть наручниками. Мы все изменились. Правда, одни это сделали, ища истину, другие, выискивая выгоду. С годами у меня, кстати, сложилось мнение, что иногда заблуждения самый короткий путь к истине.

Готовя интервью к печати, я позволил себе лишь исправить ошибки и опечатки, сократить явные повторы, а также отредактировать очевидное мое косноязычие. Как писал В. Ходасевич: «Бог знает, что еще бормочешь, ища очки или часы…» К сожалению, должен отметить: материалы последних лет потребовали большей редактуры, нежели те, что вошли в «Апофегей российского масштаба». Увы, новое поколение журналистов считает, что интервью – это всего лишь расшифрованная, снятая с магнитофона речь – не более. Неверно! Устная речь, если только человек не говорит заготовками и трюизмами, а мыслит вслух, – всегда рыхлая, путаная, синтаксически неряшливая – и тащить всю эту вербальную нескладуху в печатный орган недопустимо. Но тащат! Современный молодой журналист – эпикуреец, он лучше сбегает на лишний пресс-коктейль, нежели посидит, упорядочивая и оттачивая записанный разговор. Впрочем, иногда журналист не виноват. Сам, будучи главным редактором, знаю, как начальство умеет гаркнуть: «В номер! И никаких «но»!»

Тут не могу не вспомнить одну историю, приключившуюся со мной в 70-е годы, когда я работал корреспондентом писательской многотиражки «Московский литератор». Мне поручили взять интервью у тогдашнего председателя столичного объединения поэтов Владимира Цыбина – человека могучего и сурового, перед которым наш главный редактор лебезил, как проштрафившийся автолюбитель перед гаишником. Мы побеседовали, а когда я вернулся домой и включил диктофон, выяснилось, что механизм «зажевал» ленту и от всего двухчасового интервью остались слова: «Современная поэзия это…» Ледяная молния ужаса перед неотвратимостью наказания пронзила мой организм. Оставался единственный выход – вспомнить все, что Цыбин говорил мне под запись. Память моя, тогда еще свежая, как простыня в хорошем отеле, не подвела. Я восстановил нашу беседу и, трепеща сердцем, понес на визу. Он, хмурясь, долго читал, несколько раз доставал авторучку, чтобы поправить текст, но, поколебавшись, снова убирал в боковой карман. Закончив и расписавшись на страничках, Владимир Дмитриевич внимательно посмотрел на меня и спросил: «Где вы так хорошо научились брать интервью? Обычно все тонет в ненужных мелочах и оговорках, одна путаница выходит, а вы взяли только самое главное! Молодец!» Я не стал объяснять, что, как говорится, не было бы счастья – несчастье помогло. Просто ненужное, мелкое, неяркое я забыл, а главное запомнил…

В идеале интервью должно быть именно таким. И мое редакторское вмешательство при подготовке этой книги как раз и свелось к ликвидации моей же словесной невнятицы, механически перенесенной журналистами на газетную полосу. Обычно я это делаю перед тем, как завизировать текст, но многие интервью у меня брали в командировках на бегу, даже на лету – и они выходили в свет без моего пригляда. Пришлось поменять, сознаюсь, иные названия, ведь когда в пятый раз натыкаешься на заголовок типа «Как слово наше отзовется…», рука невольно тянется туда, где военным положено носить табельное оружие. Остальное: противоречивые оценки, менявшиеся симпатии, политические обольщения, неудачные прогнозы, грандиозные творческие замыслы, оказавшиеся пшиком, – все это сохранено в неприкосновенности. Кроме того, после колебаний я решил включить в книгу небольшой раздел «Кое-что о непорядочной журналистике». Увы, бывает и такая, если корреспондент идет к тебе не только с диктофоном, но и с глумливым предубеждением. На этот счет у меня имеется печальный опыт, и я решил им поделиться. Уверен, выпускники журфаков, получая диплом, обязаны давать клятву «Не искази!». Впрочем, врачи дают клятву Гиппократа. И что?

И последнее. Всякая беседа – плод совместного творчества интервьюируемого и корреспондента. Вместе со мной в создании этой книги принимали участие десятки столичных и губернских журналистов, знаменитых и не очень, здравствующих и, к сожалению, уже покойных, к тому же работавших в разных редакциях. Одни издания продолжают выходить в свет, а другие давно закрылись, не выдержав рыночной изнанки свободы слова. Учитывая все эти организационно-правовые сложности, будет, наверное, правильно и справедливо, если весь наш общий гонорар за сборник поступит в Фонд помощи семьям погибших журналистов.