Маруся Климова - Растоптанные цветы зла. Моя теория литературы

Способность воспринимать прекрасное имеет так много общего со способностью понимать юмор, что порой кажется, будто человек, наделенный от природы одной из них, может вполне обойтись без другой. Но это не так. Любители трэша подобны блуждающим в темноте, в которую они погрузились в результате внезапно ослепившей их молнии и в поисках которой они теперь направляют свои стопы. Им кажется, что темнота вот-вот рассеется и они снова увидят спасительный свет. Но тьма уже никогда не исчезнет, так как она поселилась внутри них. Этот свет не ищут – он сам приходит к вам в дом. И только промелькнувшее в кадре хроники лицо Глазунова, присутствующего на концерте Петросяна, позволяет отдельным счастливцам, случайно забывшим выключить телевизор, по-настоящему приобщиться к таинству мировой гармонии. Если же теперь хотя бы мысленно представить себе Петросяна на выставке Глазунова, то это зрелище, вместе с только что погасшим на экране кадром, своей магической зеркальной симметрией способно пробудить в душе простого смертного по-настоящему священный ужас.

Ибо что это, как не случайно сложившиеся в одно осколки древней амфоры, некогда называвшиеся высокопарным словом «символ»? И это, действительно, он: символ абсолютной неполноты – красоты, начисто лишенной какого бы то ни было веселья, и веселья, лишенного малейших проблесков красоты. Взаимное притяжение этих случайных образов настолько велико, что их уже практически невозможно представить друг без друга. Кажется, они должны вот-вот соединиться, образовав некогда распавшийся на два черепка сосуд, являющийся на самом деле таинственным яйцом, из которого легкой волшебной походкой и выходит в этот мир Сверхчеловек.