Array Коллектив авторов - Быть чеченцем - Мир и война глазами школьников

Школа в селе не работает по приказу военного коменданта [119], хотя на равниной части Чечни дети в школу ходят. Там же, на равнинной части страны, чеченцы радуются, что наконец стали выплачивать пенсии и детские пособия, которые позволяют им не погибнуть с голода. А вот горным районам Чечни не повезло. По словам Малики, чеченцы там не получают ни пенсии, ни детские пособия, так как «федералы» считают, что эти деньги попадают к боевикам [120]. В селе уже повырубили все фруктовые деревья: вишни, черешни, груши, абрикосы, а теперь очередь дошла до ореховых деревьев. Дрова в селе на вес золота, соседи помогают друг дружке дровами, но их запас тает на глазах. Электричество в село проводят из города Шали. Чеченские электрики рискуют жизнью, многие из них подрываются на минах и взрывных устройствах, но они вновь и вновь восстанавливают линию электропередачи. Но когда темнеет и в селе зажигаются тусклые огоньки, по подстанции и электролинии снова бьют «федералы», так как свет мешает им наблюдать за местностью с помощью приборов ночного видения.

Живут чеченцы в селе одним днем, не помышляя о будущем, и надеются только на Аллаха. Не верят чеченцы ни представителю президента в Чечне Кадырову [121], ни самому Путину. По словам Малики, офицеры российских войск торгуют продуктами питания, а бедные солдаты голодают. В Шали и окрестных селах района нередки случаи пропажи чеченских девушек. Такого беспредела не было даже в первую чеченскую войну. Болеть в селе не рекомендуется, так как фельдшерские пункты отсутствуют, а вечером проехать в районную больницу нельзя — не пропустят на блокпостах, да и по движущейся в сумерках неизвестной машине могут открыть огонь без предупреждения. На блокпостах процветает мздоимство, такса — 50 рублей, но могут пропустить и за 10 [122]. Такие примеры наблюдаются по всей Чечне.

Самые светлые воспоминания у Малики остались после посещения столицы республики города Грозного [123]. В городе уже работают магазины, базары, больницы, школы, государственные учреждения, регулярно ходит автотранспорт, в центре восстанавливаются жилые и административные здания. Хорошо работает чеченская милиция, патрулируя по улицам города. Сами жители восстанавливают собственное жилье, а местная власть выделяет стройматериалы: шифер, стекло, деревянные изделия. За эту работу им начисляют зарплату, пока, правда, больше на бумаге. Стали открываться небольшие частные предприятия, у людей появилась работа. В городе открылся новый медицинский институт, молодежь потянулась к знаниям, а не к автоматам. Стали возвращаться из Ингушетии беженцы, для них в городе строятся многоэтажные дома. Все это вселяет надежду, что столица республики Грозный будет восстановлен и жизнь в Чечне наладится. (Как же мне было грустно через несколько дней после разговора с Маликой узнать о взрыве в Грозном в том же сентябре, а потом и о страшном теракте в Москве! Я представляю, как она огорчилась, расстроилась, что ее надеждам на возвращение в любимую Чечню не суждено сбыться.)

Посетила Малика и палаточные городки для беженцев в Назрани и станице Нестеровской [124], где проживают ее родственники. «К сожалению, власти выдавливают чеченцев из лагерей, — продолжала свой рассказ Малика, — не завозят в полном объеме продукты питания, не ремонтируют палатки, проводят в лагерях „зачистки“». Международные организации практически прекратили выделять гуманитарную помощь беженцам. Датский Совет по беженцам выдает по 10 килограммов муки и сахара на семью в месяц, но этого явно недостаточно.

Поездка в Чечню и оттуда, назад в Россию, сопряжена как с материальными, так и с нервными издержками. Милиционеры постоянно и по нескольку раз обыскивают сумки и вещи, выискивая якобы оружие и взрывчатку, вымогая деньги. Не каждый может это выдержать. И если на равнине жизнь все-таки потихоньку налаживается, то в горах чеченцы молятся Аллаху и просят у него защиты — как от боевиков, так и от «федералов».

ИСТОРИЯ, РАССКАЗАННАЯ МАТЕРЬЮ УБИТОГО СОЛДАТА

Мой сын, Арефкин Андрей Викторович, родился 4 мая 1975 года в городе Заречном.

Мальчиком он рос спокойным, хотя всегда стоял на своем. Был у них в классе один лидер. Все ему подчинялись, но только не Андрей. Он всегда говорил, что не хочет, чтобы им кто-то командовал: «Пусть все подчиняются, а я не буду». За настойчивость приходилось получать синяки, но я ничего об этом не знала: он никогда не рассказывал, не жаловался.