Борис Акунин - Северный Часовой и другие сюжеты

А вот сделать так, чтобы наперсточники, облепившие трон, пустили свободное слово в эфир, вот это, скорее, пока утопия. Они ведь понимают только злобу, жестокость и силу. Благородство и порядочность для них – слабость лохов. Мы же через все это проходили. Они уступят только тем, кто злобнее, сильнее, подлее. То есть, чтобы победить их, нужно сперва стать ими. Хуже них. А Чехов супротив Дзержинского, давно известно, всё равно, что плотник супротив столяра…

Так что две российских головы договориться могли бы. Но им не дают те, кто больше всего этого боится – временщики в Кремле.

Рано или поздно время их, конечно, кончится. Вот бы ускорить! Но как? Опять проклятые русские вопросы: как рубить головы дракону, чтобы при этом самому не становиться драконом? А мирный протест, хоть ты тресни, они не понимают. Мы – не индусы супротив англичан.

Ну так что, исчерпал себя мирный протест? Или он еще по-настоящему и не начинался?

Г. Ч.

Нам с тобой видится анатомия российского общества несколько по-разному. Ты, по-моему, считаешь, что Они и Народ – это мейнстрим, а Мы – принесенная заморским ветром девиация. Может быть, в чаадаевские времена так и было. Но в современной России, по моему убеждению, Мы и Они – это именно две головы, каждая из которых пытается убедить Тело (большинство населения) в своей правоте. Принципиальная разница моей и твоей позиций в том, что твоя изначально пессимистична, а моя допускает хэппи-энд.

Но меня сейчас занимает другое.

Вот ты говоришь: «наперсточники, облепившие трон», «рубить головы дракону», «они понимают только злобу, жестокость и силу». Это язык войны, всё той же нескончаемой войны. Я и сам в ней активно поучаствовал. Например, придумал для двух «голов» красноречивые названия – «аристократия» (это Мы) и «арЕстократия» (это Они). То есть Они – плохие, а Мы происходим от слова «аристос», «лучшее».

Но, знаешь, вся эта брань вдруг стала казаться мне контрпродуктивной.

Во-первых, как-то неправильно самим объявлять себя «лучше» – это пускай потомки решают, кто был хороший, а кто плохой.

Во-вторых, неправда, что в Их арсенале нет других средств кроме запугивания и выкручивания рук.

И вообще всё не такое уж черно-белое.

Среди Наших попадаются, и в немалом количестве, люди низкие и продажные; среди Них подчас встречаются люди убежденные и бескорыстные.

Да, когда наверху Они, то правят жестко и по временам жестоко, но и Наши в статусе победителей тоже не Сахары Медовичи. Крови Наши проливали несравненно меньше (хотя в эпоху народовольцев с эсерами или в октябре девяносто третьего тоже не миндальничали). Зато Мы добирали моральным втаптыванием врагов в грязь, а иногда и прямым электоральным жульничеством, как в девяносто шестом. (Ну да, по сравнению с чуровскими выборами чубайсовские кажутся милым детским поджухиванием, но ведь в стране впервые происходили демократические выборы президента – и вышла этакая пакость.)

Поразительно, что мне понадобилось прожить на свете больше полувека, чтобы вообще об этом задуматься. Мысль вроде бы простая, но я никак не могу уместить ее в голове.

А что, если не стремиться к окончательной победе над Ними? Что если научиться как-то терпеть друг друга?

Я понимаю, что говорю вещи в условиях разгула реакции ужасно несвоевременные, поэтому во избежание недоразумений поясню. Речь не про нынешний момент, когда Они совершенно распоясались и любое движение с Нашей стороны в сторону компромисса будет воспринято обществом как капитуляция. Конечно, удар нужно держать и выдержать. Выдержим. Видали Мы за двести лет атаки и посерьезней. Но когда Наша сила начнет прибывать, а Их сила убывать – не попробовать ли Нам, сторонникам прав личности, найти общий язык с Ними, сторонниками государственного принуждения? Не оставить ли в стороне то, что нас разъединяет, и не попытаться ли найти какие-то точки соприкосновения?

Ты считаешь, это утопия, иллюзия? Точек соприкосновения нет вовсе?

М. Ш.

Терпеть? Опять терпеть?

С кем искать точек соприкосновения? С властью? С бандитами? Это же одно и то же.

Для того чтобы исторически терпеть, нет больше исторического времени.

Людям, живущим в нечеловеческих условиях сейчас, не поможет хэппи энд в далеком будущем. Ведь речь уже идет не о каком-то психологическом дискомфорте, а о вымирании в России человека как вида. Ведь в ГУЛАГ загнали не только всех нас, но и саму природу. И если люди могут приспособиться к жизни в любой тюрьме, смирившись со своим рабством, то природа – нет. Она умирает и забирает нас с собой.