Джон Эш - Византийское путешествие

Убежден, что павлины – задумка самой Юлианы, поскольку традиционно они ассоциируются с императрицами. Юлиана чувствовала себя предназначенной быть императрицей или, на худой конец, матерью императора, но ее семья была вытеснена семьей Юстиниана, человека более чем скромного происхождения. Негодованию Юлианы не было пределов, и храм Святого Полиевкта оказался в равной мере плодом благочестия и упрямых политических амбиций. Его строительство завершилось в 527 году, когда Юстиниан вступил на трон. Новый император, по меньшей мере однажды, побывал в храме Святого Полиевкта и наверняка прочитал посвятительную поэму с чувством нарастающего раздражения, – вероятно, он счел ее знаком недостаточного уважения к своей семье, но не мог не отметить новаторского устройства увенчанного центральным куполом храма и его роскошного убранства. Когда Юстиниан через десять лет после Юлианы построил свой собственный величественный храм, он, по преданию, воскликнул: «Соломон, я превзошел тебя!» Если это правда, чуткие придворные должны были знать, как следует толковать эти слова: Юстиниан давал всем понять, что превзошел подлинную соперницу Соломона – Юлиану.

Потомки не были снисходительны к Аникии Юлиане – ее храм уже в XII веке лежал в руинах. Теперь место его расположения примыкает к оживленному перекрестку, окуриваемому выхлопными газами постоянно застревающих в пробках стамбульских автомобилей. За вычетом нескольких разбросанных по периметру раскопок капителей, сохранились лишь заросшие травой остатки кирпичных фундаментов, судя по их едкому запаху, обжитых стаями бродячих псов. Я не смог далеко пробраться внутрь развалин: зловоние погнало меня прочь. В Стамбуле трудно избежать снова и снова повторяющегося чувства утраты: ни одна цивилизация не сделала больше, чем Византия, для сохранения прошлого для будущих поколений, но сколь многое из великих достижений ее искусства и архитектуры оказалось безвозвратно утрачено!

Неверно, впрочем, думать, что потомки совсем не оценили достижений Юлианы, – интерес к ним они продемонстрировали довольно своеобразным воровским образом. В ходе раскопок некоторые извлеченные из земли капители и фрагменты пилястров показались археологам на удивление знакомыми. Как выяснилось, храм был разграблен венецианцами вскоре после 1204 года. Украшенные пальметтами капители из храма Святого Полиевкта венчают ныне колонны фасада собора Сан-Марко, а два пышно декорированных пилястра, расположенные неподалеку от него на пьяцетте и долгое время считавшиеся произведенными в Акре, безусловно, происходят из той же партии награбленного – сходство с найденными в Стамбуле фрагментами абсолютное. Столетиями венецианцы и их гости восхищались изощренным великолепием пилястров, не подозревая, что это дары щедрой Аникии Юлианы, отличавшейся весьма оригинальным и смелым вкусом.

Второй день в Стамбуле начался неважно. Проснулся я от шума проливного дождя, выбивавшего барабанную дробь по листьям винограда и пожарной лестнице. Шея болела от тщетных попыток уснуть на подушке, напоминающей мешок с песком. Мраморное море было серым и неспокойным. Честно говоря, в такое утро не хотелось отправляться на пароме до Яловы. Не оставалось ничего другого, как поискать убежища в самом большом крытом здании округи. Поскольку таковым являлась Святая София, храм Премудрости Божией, я вряд ли имел право жаловаться на судьбу. Кроме того, какой смысл отправляться на поиски церквей, монастырей и городов, скрывающихся в горах Анатолии, не посетив предварительно ни с чем не сравнимое здание, как символически, так и физически пребывающее в центре византийского мироздания?

Окрашенный в неопределенные тона ржаво-розового цвета внешний облик Юстинианова шедевра может произвести на посетителя довольно тягостное впечатление. В нем нет изящества, он не взмывает в небеса; напротив, это чудовищный, обременительный груз обретшей видимость более чем 1400-летней истории. Всякий раз я приближаюсь к этому строению со смешанным чувством восторга и настороженности. Сам по себе проход под тускло мерцающими сводами нартекса с мозаичным образом императора, распростершегося у ног восседающего на троне Христа, должен, казалось бы, производить потрясающее впечатление, но я не мог избавиться от чувства, близкого к подавленности. Как человек Запада я знал, что воины Четвертого Крестового похода первыми осквернили этот храм, лишив его золотого и серебряного убранства, но переполнявшее меня чувство простиралось глубже осознания преступлений, которые я не мог предотвратить. Возможно, тут все дело в том, что Святая София, девять столетий бывшая церковью и пять столетий мечетью, больше не является домом молитвы. Лишенная своего предназначения, она превратилась в нечто пустое, вроде каркаса заброшенного вокзала или огромного бассейна.