Джон Эш - Византийское путешествие

«Да, – согласился он, – но плодов не увидишь. Не дают созреть. Соседские мальчишки обрывают все, как только появляются первые зеленые сливы».

Он произнес это без малейшей злобы: любовь детей к незрелым сливам обсуждению не подлежала.

Мы спустились по крутому склону Влахернского холма в надежде найти место, где стояла церковь Влахернской Божьей Матери, построенная Юстинианом для хранения Честной Ризы Богородицы и Ее чудотворной иконы, по преданию написанной апостолом Лукой. Об этой церкви и ее святынях сообщается во многих исторических источниках. Говорили, что каждую пятницу покрывало, которым была занавешена икона, раскрывалось само собой. Во время осады, чтобы укрепить отвагу защитников и внушить благоговейный ужас варварам, обходили крестным ходом с чудотворной иконой стены, и надежные свидетели не однажды подтверждали, что видели, как Пресвятая Богородица в сверкающих одеждах шествует по городской стене. До трагедии Четвертого Крестового похода никто не подвергал сомнению мысль о том, что Город находится под небесным покровительством, иначе как бы он смог избежать злобы бесчисленных врагов на протяжении восьми столетий? Византийский взгляд на этот вопрос выражен в Житии Блаженного Андрея, чьи эсхатологические размышления были необычайно популярны. Когда его верный ученик Епифаний спросил святого: «Скажи, как произойдет конец этого мира? Как этот город, Новый Иерусалим, прекратит свое существование?» – Андрей отвечал безмятежно: «О нашем городе ты должен знать, что до конца времен враг ему не страшен. Никто не в силах его одолеть, ибо он посвящен Пресвятой Богородице, и никто не сумеет вырвать его из Ее рук. Многие народы будут нападать на его стены, но рога их будут обломаны, и они с позором обратятся в бегство. Мы же многое от них обрящем».

Однако Богородица не сумела защитить свой город от поражавших его пожаров, и в 1434 году церковь Влахернской Божьей Матери сгорела. К тому времени империя настолько обеднела, что не смогла собрать деньги на восстановление храма, и это грустное обстоятельство куда вернее свидетельствует об упадке, чем фальшивые драгоценности, использованные при коронации Иоанна Кантакузина столетием раньше, – кусочки красного, голубого и зеленого стекла, поразившие поэта Кавафиса как «подобье какого-то печального протеста и неприятья нищеты несправедливой».

Ко времени турецкого завоевания церковь представляла собой обугленный остов, но священный характер места сохранился благодаря святому источнику, долгое время продолжавшему бить из-под земли и после исчезновения иконы Богородицы и Ее благоуханной Ризы. Блуждая по кривым улочкам Балата, мы толком не представляли себе цели своих поисков. Что здесь могло остаться? Я знал, что турки называли святой источник заимствованным у греков словом «аязма», и вскоре увидел это слово, нацарапанное на увенчанной крестом арке ворот. За воротами находился великолепный розовый цветник, питаемый благословенными водами и украшенный резными капителями искусной работы и фрагментами антаблемента. В глубине цветника, под деревянным навесом, нашла пристанище современная Влахернская церковь – выкрашенное в розовый цвет шаткое сооружение, скорее напоминающее загородный домик, чем храм. Во всей обстановке этого места чувствовалось какое-то нелепое веселье. Это ощущение усилилось, когда кто-то невидимый нам принялся одно за другим швырять через ограду сада поленья. Такими и запомнились мне Влахерны: розы и грохот падающих поленьев.

Небо оставалось угрожающе серым, но дождь наконец перестал, и мы решили добраться от Влахерн до храма Святого Полиевкта, который располагается в центре Старого города, в районе Аксарай. Этот поход оказался серьезным испытанием моих способностей к ориентированию. Части города, по которым мы проходили, тактично именуют «развивающимися», что на деле означает нищету населения и столь хаотичное расположение улиц, что никакие планы и карты помочь не в силах. Приходилось полагаться только на себя. Новички, которых угораздило в Стамбуле отклониться от натоптанных туристских троп, зачастую приходят в отчаяние при виде убожества, толчеи и беспросветной нужды подобных районов. Картина, впрочем, вполне ожидаемая: два разграбления, первое из которых сопровождалось опустошительными пожарами, давали основание думать, что от византийской архитектуры ничего не осталось, хотя, прогуливаясь по городу, то и дело проходишь мимо запертых или заброшенных церквей XII и XIV веков, некогда напоминавших реликварии или шкатулки с драгоценностями. Даже очаровательные османские дома быстро исчезают, а немногие оставшиеся жмутся друг к другу, словно пораженные общим несчастьем, тогда как более поздние строения пребывают в плачевном, близком к разрушению состоянии.