Джордж ван Фрекем - Гитлер и его бог. За кулисами феномена Гитлера

Переживания в Пазевалке и на Фрайнберге – так же, как и большинство решающих моментов в жизни Гитлера – неприемлемы для тех, чье мировоззрение не оставляет места для «сверхъестественных» или «сверхматериальных» феноменов. В монументальной биографии Гитлера, написанной Кершоу, мы, например, читаем: «В начале двадцатых годов Гитлер часто упоминал о переживании в Пазевалке. Имеется и приукрашенная версия, которую он вставил в “Майн Кампф”. Нескольким приближенным он рассказывал, что, когда, ослепнув, он находился в Пазевалке, он получил там что-то вроде видения, контакта или вдохновения о том, что он должен будет освободить немецкий народ и вновь сделать Германию великой. Это очень маловероятно. Этот якобы религиозный опыт служил для создания ореола таинственности вокруг его личности; это играло на руку Гитлеру, так как было ключевой составляющей мифа о фюрере. Уже за два года до мюнхенского путча многие его последователи были знакомы с ранним вариантом этого мифа». 189Такого рода утверждения ничего не объясняют. Профессиональный и пользующийся большим уважением историк Алан Буллок заслуживает нашей благодарности за то, что изменил основу своего понимания Гитлера. Он признал, что у него нет никакого ясного и окончательного объяснения этого человека. Он даже сказал Рону Розенбауму следующее: «Думаю, мистикам есть что сказать по этому вопросу» 190.

Считать фантастичным или не относящимся к делу то, что Гитлер сам неоднократно говорил о своих фундаментальных переживаниях, в особенности если его свидетельства, прямые или косвенные, проливают свет на важнейшие факты, – по меньшей мере, неразумно. Неразумно также отметать бесчисленные свидетельства заслуживающих доверия и хорошо осведомленных людей о том, каким они видели Гитлера. Эти свидетельства не вписываются в систему взглядов, преобладающую в научном сообществе; но едва ли разумно объявлять их необоснованными и даже ложными просто потому, что у нас нет инструментов для их интерпретации.

События в Линце и Пазевалке были переживаниями медиума. Их аутентичность подтверждается последующими историческими событиями, которые говорят о том, что это было чем угодно, но не простыми иллюзиями или галлюцинациями. Это , в сущности, и было тем, во что верил Гитлер, именно это стояло за его поразительными деяниями, причем полный объем этих откровений он хранил в тайне. Капитан Майр мог что-то знать или подозревать об этом. Дитрих Эккарт, скорее всего, был посвящен в эту тайну. Именно поэтому он взял Гитлера под покровительство и с таким тщанием, преданностью и убежденностью придал вместе с Майром первый импульс его карьере. В утверждении Эккарта, реальном или апокрифическом, что он автор музыки, под которую пляшет Гитлер, есть доля истины. Все это объясняет, почему Гитлер смог выйти на политическую сцену с полностью готовой программой; почему он принял решение, от которого уже не мог отступиться (ведь он не мог избежать явленной в откровении судьбы); почему он не мог смириться с тем, чтобы кто-то стоял выше его или наравне с ним; и почему он никогда не отклонялся от единожды выбранного направления.

Медиум – это человек, способный открыться тому, чтобы через него начало действовать нематериальное существо. Когда это существо действует через медиума, можно сказать, что последний «одержим» им. Мы не раз видели, как незаметный Гитлер неожиданно превращался в непобедимого оратора. Мы видели маленького Гитлера, становящегося всевластным фюрером немцев, стремящимся к мировому господству. Его идеи могут показаться безумными, но они были чудовищно эффективными. Мы также видели ленивца Гитлера, человека богемы, способного, однако, к сверхчеловеческим взрывам энергии, когда его подстегивало вдохновение. И мы видели Гитлера, способного «гипнотизировать» людей и овладевать ими, видели того, кто перед принятием важнейших решений ждал, что скажет «голос».

Голос не существует сам по себе, это всегда чей-то голос, голос какого-то существа. Гитлер говорил, что его миссия была поручена ему провидением, божественной волей, которая руководит каждым его шагом, и что с ним может произойти лишь то, чему провидение либо благоприятствует, либо не противодействует. Его доверие к этому руководству было абсолютным. Мы уже видели, что после того, как голос выносил свой вердикт, решение не подлежало пересмотру даже перед лицом кажущейся невозможности. Он гордился тем, что играет ва-банк, идет на риск, зная, что руководство не подведет его. До определенного момента так оно и было. Его карьера была блестящим подтверждением истинности его вдохновений. Многие принимали это за настоящий гений, «величайший гений в истории» (Геббельс). С одной стороны мы видим приземленного Гитлера, верящего в теорию мирового льда и в то, что Христос был арийцем, с другой – вдохновенного человека, имеющего грандиозные планы, сталкивающегося с одним кризисом за другим и преодолевающего их, человека, восходящего от мистера Никто из армейских бараков до почитаемого германского мессии, для которого нет невозможного, «как бы близко и как бы часто он ни оказывался у края пропасти» (Буллок).