Джордж ван Фрекем - Гитлер и его бог. За кулисами феномена Гитлера

После десяти лет работы по созданию новой религии в проспекте “Книги для религиозного развития” Дидерихс подводил итоги своим усилиям в этом направлении. Он стремился высвободить религиозные силы, окаменевшие в ходе истории в результате слепого наследования готовых церковных форм. Он хотел вновь привести их в прямой контакт с жизнью современности… В том же проспекте можно прочесть: “Необходимо еще раз подчеркнуть, что Мейстер Экхарт для будущего развития немецкой религии значит даже больше, чем Лютер для протестантизма”. Дидерихс также писал: “Несмотря на прошедшие 400 лет [с начала Лютеровской реформации], работа только началась”» 380. Здесь он имеет в виду не только протестантизм: речь идет об общем чувстве банкротства традиционных религий и о стремлении к новому миру и новому человеку, который должен, наконец, стать оправданием сотворения Богом жизни на земле и всеискупающим ее венцом.

Фраза о том, что Германия не нуждается «в восточных религиозных символах и вере в ревнивого бога Яхве», взята из «Мифа двадцатого века» Альфреда Розенберга. Читатель помнит, что Розенберг был официальным главным идеологом и надзирателем за идеологией в нацистском рейхе. (Неофициально, но исключительно эффективно этой работой занимался сам Адольф Гитлер, именно он и следил за надзирателем.) Как мы уже видели, согласно Розенбергу, Германии была необходима «религия без иудейства, без посредников, без дуализма: глубочайшая внутренняя немецкая религия. И основателем ее является Мейстер Экхарт» [22] У многих нацистов, находившихся на вершине иерархии, были свои любимые мистики. Для Розенберга это Экхарт, для Дитриха Эккарта – Таулер, а Гиммлер, говорят, постоянно носил в кармане Бхагавадгиту. Как видно из остатков личной библиотеки Гитлера, он питал слабость к Христу. . В этой цитате особое беспокойство вызывает слово «немецкая». Нет сомнений, Мейстер Экхарт был немецкого происхождения, хотя в 1300 году слово «Германия» означало нечто совсем иное, чем сегодня. Но можно ли его, одного из ведущих членов международного доминиканского ордена, преподавателя парижской Сорбонны и, прежде всего, католика, с полным правом называть немецким мистиком? А если посмотреть с другого угла: можно ли втиснуть в германские рамки его целостную реализацию божественного? Великий мистик средневековья тоже был ассимилирован господствующей идеологией ( gleichgeschaltet ), то есть интегрирован в псевдокультуру нацистского молоха. «В этом немецком мистике впервые в истории и полностью сознательно – хотя и в одеждах того времени – появляется новый, возрожденный германский человек» 381.

Даже Юген Дидерихс не устоял перед нацистскими чарами и посулами великого будущего. Незадолго до смерти он читал лекции для Kampfbund für deutsche Kultur (Боевого отряда немецкой культуры) Розенберга. Плоды нацизма были чудовищны, но его зарождение и рост сами по себе были трагедией. Каким бы ни было его содержание и гитлеровская сердцевина, нацизм стал пробным камнем и конечным результатом развития не только Германии, но и всего западного мира в целом. Догматические религии в общем не оправдали ожиданий, возникла мучительная тоска по «истинной религии», по духовности, которая смогла бы вовлечь в работу все части человеческого существа в этой земной жизни, которая оказалась бы, наконец, достойной полной самоотдачи, полного самопожертвования, в ходе практики которой вера могла бы постепенно вылиться в живую Истину.

Именно это стремление стояло за такими странными на первый взгляд сектами, как Тайная Германия Георге, именно в этом был смысл прозрения Ницше о сверхлюдях, «детях полудня». Перед Германией в описываемый нами период стоял выбор: либо преодолеть нынешнее состояние человека, совершая (трудное) усилие по продвижению к великому завтра, либо (что много легче) повернуться к прошлому, к старым богам, зачисляя даже выразителей иной, более чистой возможности, например Экхарта, в пантеон прошлого. Германия была поставлена перед выбором в гнетущих обстоятельствах. Она держала в своих руках судьбы мира.

Германия пошла по легкому пути.

«Как таковой идеологии не было. Не было связной, компактной теории, которую можно было бы назвать национал-социализмом. Даже основные понятия, такие как “раса” или “нордический”, получали противоречивые и расплывчатые определения, а порой и вовсе оставались без таковых», – пишет бывший профессор Гейдельбергского университета Клаус фон Зее 1. Хайнц Хёхне, историк СС, придерживается того же мнения: «Едва ли найдется такой пункт программы НСДАП, относительно которого у национал-социалистов не было бы разногласий» 2. Ганс Франк, в ранние годы бывший юристом Гитлера, а позднее занимавший высокие посты в нацистской иерархии, утверждает, что «в конечном счете у каждого вождя был свой национал-социализм». А Ральф Ройт называет нацистское движение «мешаниной разнообразных идеологических тенденций» 3. Подобные высказывания могли бы удивить рядовых членов партии, живших не хлебом единым, но всяким лозунгом, впечатанным в их мозг. Нам же, после того как мы узнали, из каких разнородных источников появился национал-социализм, это кажется очень правдоподобным.